ПОДПИСАНТОВ НАЗЫВАЛ МЕРЗАВЦАМИ

Михаил Дудин «письмо 42-х» не подписывал

Главному редактору газеты «Советская Россия» В.В. ЧИКИНУ

Уважаемый Валентин Васильевич! В № 21 (293) «Отечественных записок» опубликован список лиц, чьи подписи стоят под провокационным письмом в газете «Известия» от 5.10.1993 г., которое способствовало ельцинскому госперевороту. Есть там и фамилия М.А. Дудина, письмо это не подписывавшего и никому свою подпись не передоверявшего, о чем он, уже больной тяжело, говорил в те дни мне и своему фронтовому товарищу, корабельному сигнальщику на Гангуте А.А. Шевчуку, что может подтвердить и его вдова Раиса Сергеевна. Направляю Вам соответствующее письмо, получившееся несколько длинным, но это с одной лишь целью – для убеждения тех, кого тогда не было вообще или были они в младенческом возрасте, слепо веря недобросовестной теперешней пропаганде. С помощью авторитета Вашей газеты рассчитываю снять напраслину с доброго имени поэта, воина и гражданина М.А. Дудина.

Искренне Ваш

Эдуард ШЕВЕЛЁВ

Перечитывая через двадцать лет провокационное «письмо 42-х» против так называемых красно-коричневых, отчетливо понимаешь, что его составляла рука не просто враждебная ко всему русскому и советскому, но и с иноплеменной кровью в жилах и заграничными отпечатками пальцев. Это видно по корявым, словно с поспешностью переведенным с другого языка фразам, странным для подписавших текст литераторов. Поражаешься несуразности уже самого начала: «Нет ни желания, ни необходимости подробно комментировать то, что...» Зачем же, спрашивается, тогда пишете? Не может не резать русское ухо и последний абзац: «История еще раз предоставила нам шанс сделать широкий шаг к демократии и цивилизованности. Не упустим же такой шанс еще раз, как это было уже не однажды!» Вместо «не единожды», как говорят по-русски, – безграмотное «не однажды»; внедряемый телевидением по ходу «перестройки» и нехарактерный для повседневной речи «шанс»; такого же происхождения «цивилизованность», к каковой «шагать» предлагается; неоправданные повторы слов, глухота к их сочетанию и звучанию: «уже... же...» Стоит ли, впрочем, удивляться, если указания контрреволюционному гайдаровскому правительству после ельцинского государственного переворота 4 октября 1993 года давали американские советники, всякие «документы» списывали с источников на английском языке, а прицельный огонь при расстреле Верховного Совета вели и замаскированные снайперы израильского «Бейтара»?

Но кто бы ни составлял это антинародное письмо, подписывали-то его граждане России, лица с действовавшими паспортами СССР, а публичный призыв к уничтожению избранной по закону высшей власти назывался «изменой Родине» и карался в уголовном порядке. В «Юридическом словаре» 1956 года издания доходчиво сказано: «Изменники Родины караются высшей мерой уголовного наказания – расстрелом с конфискацией всего имущества или, при смягчающих обстоятельствах, лишением свободы на длительные сроки также с конфискацией всего имущества». У большинства подписантов обстоятельства такие были. Они писали – с разной степенью способностей, в различных литературных жанрах – о нашей действительности, об успехах и проблемах Советской страны, о ее героическом прошлом. Отмеченные высокими званиями и наградами, они имели всевозможные социальные льготы, немалое «имущество», печатаясь на государственные деньги многомиллионными тиражами. Так что грех было жаловаться прозаикам Ананьеву, Бакланову, Борщаговскому, Быкову, Васильеву, Гранину, Нагибину, Рекемчуку, Астафьеву, стихотворцам Дементьеву, Казаковой, Кушнеру, Левитанскому, Поженяну, литературоведам Лихачёву, Адамовичу, Оскоцкому, Чудаковой, сценаристам Костюковскому, Гельману и другим, включая и таких журналистов, как Юрий Черниченко (Кауфман), в каких только советских изданиях не печатавшего свои изыскания про «русский чернозем», «про картошку», про «ржаной хлеб», про «яровой клин», и вдруг вознамерившегося все эти издания запретить, значит, вместе – курам на смех – с самим собой...

У некоторых, правда, потом стало наблюдаться нечто похожее на раскаяние. Андрей Дементьев по телевидению застенчиво этак, стеснительно заговорил, что подпись за него поставил кто-то из домашних. Булат Окуджава на встрече со слушателями его песен, отвечая на прямой вопрос, сказал, что его «бес попутал». Если же говорить с фактами на руках, у меня вызывает сомнение подпись Роберта Рождественского, поскольку я познакомился с ним как раз в ситуациях, требовавших четкого выражения своих убеждений. После «чехословацкого кризиса 1968 года», например, он ездил в Чехословакию, выступал перед ее жителями, разъясняя позицию Советского Союза по вводу войск, на что мало кто смог бы из «творческой интеллигенции» в то время отважиться. Я вскоре побывал там во главе делегации нашего Союза журналистов и слышал от многих чешских и словацких коллег, от руководителей предприятий, от рядовых коммунистов, с которыми разговаривал, добрые отзывы о его выступлениях. В девяносто третьем году, надо подчеркнуть, Роберт Иванович уже был тяжко болен, а в августе девяноста четвертого умер. Подпись же его, разумеется, очень нужна была составителям письма и поэтому, и потому еще, что песни на стихи поэта исполнялись популярнейшими певцами, пользовались успехом в широких народных кругах, что он писал проникнутые коммунистическим духом яркие стихи и поэмы.

Но верхом политического вероломства и человеческой подлости организаторов и сочинителей письма явилась ложь, будто его подписал Михаил Дудин. Я хорошо знал Михаила Александровича на протяжении десятилетий, организовывал для газеты «Известия» и журнала «Аврора», где работал, его статьи, стихи, переводы и свидетельствую: гнусное «письмо 42-х» от 5 октября 1993 г. Михаил Дудин не подписывал и никому свою подпись не передоверял. Он, тогда уже тяжелобольной, в разговоре со мной называл подписавших «мерзавцами», а появление своей подписи – «сволочной провокацией», скончался он в последний день того трагического года. Тем же словом «мерзавцы» именовал он подписантов и при встрече с самым близким, после Сергея Сергеевича Орлова, фронтовым другом своим – корабельным сигнальщиком на «Гангуте» Александром Андреевичем Шевчуком, о чем знают и помнят в семье Шевчука, автора документальной военной повести «Вид с Касьяновой горы». Похоронили Дудина 6 января следующего, 1994 г., по загодя составленному завещанию, в селе Вязовое Ивановской области, рядом с матерью. Сейчас там стоит мраморный крест, жители любовно ухаживают за могилами. А подделывали дудинскую подпись негодяи, чтобы скомпрометировать одного из самых известных фронтовых поэтов, коммуниста, Героя Социалистического Труда, руководителя ленинградского Комитета защиты мира, дважды избиравшегося в Верховный Совет РСФСР.

Но главное – подпись Михаила Дудина подделали потому, что он одним из первых почувствовал, куда клонится под громкие крики о гласности горбачевская «перестройка» и принялся ее высмеивать. Уголовники же всегда стремятся повязать кровью. А я точно сейчас помню: Михаил Александрович приехал в «Аврору» и буквально с порога моего кабинета воскликнул: «Беда, Эдя! Доску Тихонова разбили!» Он говорил про мемориальную доску на доме, где с 1922 по 1944 год жил его старший товарищ, поэт Николай Семенович Тихонов, – угол Зверинской улицы и Большого проспекта Петроградской стороны. Я сказал что-то о распоясавшихся в последнее время хулиганах, но он не дал договорить: «Какие хулиганы, Эдя! Это сигнал громить советскую власть!» Он постоял несколько секунд, вскинул на прощание руку, даже не произнеся свое привычное «Будь!», и куда-то уехал на ожидавшем такси, взволнованный, раздраженный. Доску потом восстановили, благодаря общим усилиям, однако предсказание его сбывалось, и сбывалось по давно задуманному зловещему плану. Повсеместно, хоть и завуалированно поначалу, пошла ревизия социалистических идей, очернение советских символов, советских героев, про что Дудин гневно говорил мне: «Сволочи! Не могли подождать, пока мы помрем. Руки на большие деньги зачесались. Сволочи!» Кто-то из нас, Дудин, конечно, в том числе, сопротивлялся, как мог и умел, выступал на собраниях, публиковал «просоветские», по словам «демократов», статьи, стихи, памфлеты. Но ржа антисоветизма, проникшая сверху, направляемая оттуда умелой рукой, разъедала общество, партию, государственные учреждения. Умер Михаил Александрович на 78-м году жизни, а его последней книгой фактически стали «Грешные рифмы». Писал он их в 90-годы, распространялись они и устно, и у нас в «Авроре» печатались. Прочтите хотя бы некоторые, они и по сей день актуальны...

Помимо же язвительных шуток, политическая, идейная и нравственная позиция поэта Михаила Дудина точно выражена во взволнованно проникновенных строчках, написанных на трагедийном и подлом сломе нашей Советской страны, строчках печальных, но и оптимистических, укрепляющих веру русских людей в социалистическое будущее, придавая силы в борьбе за это:

Ах Россия моя, Россия,

Песня жизни, отрада глаз!

Сколько раз тебя смерть косила

И – не выкосит в этот раз.

Или силою мы не крепки,

Иль талантами слабаки?

Зря торопятся наши девки

В иностранные бардаки.

Знаю я, что тебя тревожит,

Как беда твоя велика.

И никто тебе не поможет,

Кроме русского мужика.

Михаил Дудин – последний великий поэт Великой Отечественной войны, словом и оружием защищавший близкий Гангут и ставший родным Ленинград, который вместе с однополчанами не сдал, не отдал врагу, а вернувшись с фронта, создавал и обихаживал памятные по боям места. Вспомним маленькую табличку на Аничковом мосту у щербин на граните, оставшихся от взрыва немецкого снаряда, – это писал он. Или торжественно задушевные надписи на памятнике у Средней Рогатки, при въезде в город: 900 ДНЕЙ – 900 НОЧЕЙ и ПОДВИГУ ТВОЕМУ ЛЕНИНГРАД – это тоже он. Или патетические слова на пропилеях при входе на Пискарёвское кладбище: ...ВЕЧЕН ВАШ ПОДВИГ В СЕРДЦАХ ПОКОЛЕНИЙ ГРЯДУЩИХ ГОРДЫМ ГЕРОЯМ БЕССМЕРТНАЯ СЛАВА... ЖИЗНЬЮ СВОЕЮ РАВНЕНЬЕ НА ПАВШИХ ГЕРОЕВ ДЕРЖИ...

Так почему же поверили мы провокаторам и лжецам, не проверив их подлог, не ища правды у людей, знавших его по-настоящему, защищавших его, но чей голос не был услышан всеми? Голос его, честного, мужественного и вместе с тем скромного человека, стойкого солдата и прекрасного поэта, напутствовавшего молодых гордыми словами: «Уходим... Над хлебом насущным – Великой победы венец. Идем, салютуя живущим Разрывами наших сердец».

Правду о неизменных взглядах Михаила Александровича Дудина необходимо широко обнародовать.

Светлое имя советского поэта и советского гражданина должно быть очищено от наветов навсегда.

Эдуард ШЕВЕЛЁВ