Некоторые отзывы комментаторов и впечатления участников третьего Марша миллионов 15 сентября напоминают разговоры о «кризисе жанра» после митинга на Новом Арбате 10 марта. Мол, протест окукливается, выдыхается или даже сознательно «сливается». Люди устали, массовость не увеличивается. Весной эти пессимистические настроения и прогнозы были опровергнуты бурными майскими событиями – маршем 6 мая и четырехнедельным движением «Оккупай», завершившимся вторым Маршем миллионов 12 июня. Так что мартовский спад оказался временным. Поэтому сегодня оптимисты возражают пессимистам, что идея маршей отнюдь не умерла, а получила новое содержание, – в колоннах изменилось соотношение левых, либеральных и национал-патриотических сил. Красных флагов стало пропорционально больше, а голубых и черно-желто-белых – меньше. То есть, Марш обрел второе – левое дыхание. И это верно – левая колонна составила не менее половины общей численности шествия и митинга. А в резолюцию митинга были впервые включены не только политические, но и социально-экономические требования. Короче говоря, общеполитическая сторона Маршей эволюционирует в верном направлении, чего, однако, нельзя пока сказать об эволюции их организационных принципов, тактики проведения. Здесь протестное движение подошло к рубежу, за которым требуется переход к новому качеству.
Эту проблему выразил на митинге поэт и публицист Дмитрий Быков. В России, констатировал он, сегодня есть три силы. Первая – власть, обращаться к ней бессмысленно. Вторая – те, кто собрался сегодня на этой площади. К ним тоже обращаться не нужно – они и так все понимают. А обращаться надо к третьей силе – к тому пока еще молчаливому, пока еще трусливому большинству, которое запаслось попкорном и наблюдает за происходящим... Это абсолютно верно. Но как обращаться? Верно ли, что это молчаливое большинство просто запаслось попкорном и наблюдает? В том-то и проблема, что наблюдать-то оно наблюдает, но не акции оппозиции, а их кривое отражение в зомбоящике. И чтобы оторвать его от этого занятия, нужны новые приемы. Конечно, есть местные радиостанции и интернет, позволяющий визуально следить за шествиями и митингами в реальном времени, но ничто не может заменить живого непосредственного воздействия одной массы людей на другую массу – на это самое молчаливое большинство.
Ведь в чем заключаются задачи уличных акций? Их минимум три основные: мобилизация, демонстрация, давление на власть. Все три элемента присутствуют в любой акции, но в зависимости от места, времени и общей политической обстановки тот или иной из них выдвигается на передний план. Если основная задача мобилизационная, то место проведения акции не имеет решающего значения.
До революции рабочие проводили маевки и в лесу. Даже собравшись в изолированном месте, участники знакомятся друг с другом, сплачиваются, получают инструкции от руководства. Здесь главное – не просто покричать и в очередной раз заклеймить позором антинародный режим, но и пройти политический и организационный тренинг и инструктаж относительно дальнейших действий. В первые годы горбачевской «перестройки» подобные тренировочные и инструктивные митинги собирались тогдашними «демократами» сначала на изолированной площадке в Лужниках, но затем очень скоро переместились на главные улицы и площади столицы, где их главной функцией стало уже давление на власть.
Сегодня нужно признать, что нынешние марши и митинги несут в себе преимущественно мобилизационную нагрузку, и именно это начинает утомлять участников. Как выразился один из ораторов на проспекте Сахарова, приходится заставлять себя ходить на митинги, как на работу. Однако энергия отмобилизованной массы, которую не нужно уже ни в чем убеждать, требует какого-то выхода. Какого же? Митинги, несомненно, давят на власть косвенно, но о непосредственном натиске речи пока нет. Да и невозможно заранее предсказать, когда и какой повод послужит к нему сигналом. Поэтому нужно обратить сугубое внимание на демонстрационную задачу уличных акций. Грубо говоря, эффективность решения задачи привлечения внимания посторонних зрителей можно определить умножением числа демонстрантов на число непосредственных зрителей. То есть, если тысяча демонстрантов прошествует мимо одного зрителя, это будет эквивалентно шествию одного демонстранта мимо тысячи зрителей или стоянию одного пикетчика, мимо которого пройдет тысяча прохожих.
Под этим углом зрения наблюдать за переговорами организаторов Марша миллионов с московскими властями было не менее поучительно, чем за самим Маршем. Власти предлагали пройтись по пустынным набережным, а организаторы упорно настаивали: маршрут шествия должен пролегать только в пределах Садового кольца! Но чем отличаются маршруты, требуемые оппозицией, от предлагаемых властью? Да абсолютно ничем! С демонстрационной точки зрения, территории внутри Садового кольца, да еще в выходные дни, давно уже превратились в настоящее гетто для оппозиции. Сплошь запертые офисы. Проспект Сахарова вообще представляет собой пустынную трассу, застроенную огромными зданиями банков. Ведь не ставится задача идти на осаду Кремля, тогда, конечно, лучше расположить старт поближе к Кремлю. А если даже и ставится такая задача, то никаких переговоров с властью в таком случае вести не требуется.
Мы идем к людям или к запертым офисам и витринам бутиков? Если к людям, то в первую очередь следует подсчитать количество жилых квартир, выходящих окнами на маршрут следования. С этой точки зрения гораздо эффективнее было бы шествие не мимо офисов, а через спальные районы Москвы типа Медведкова, Черёмушек, Орехова-Борисова, Бутова и т.п. По спальным районам прошли и несколько «Русских маршей» в Москве, и можно с уверенностью сказать, что с демонстрационной точки зрения они были эффективнее, чем шествие по Бульварному кольцу. Тактика демонстраций по административным округам Москвы одно время опробовалась КПРФ, но развития не получила.
Кроме того, далеко не всегда и не во всех обстоятельствах целесообразно собирать все силы в один кулак. Бывает, что эффективнее действовать и растопыренной пятерней. Демонстрация, конечно, не восстание, но общие тактические приемы у них имеютс
я. Поэтому полезно вспомнить, что говорил Ленин о значении летучих отрядов и тактике рассыпного боя. «Пятерки», «тройки» и даже «двойки», возникающие ниоткуда, больно жалящие и исчезающие в никуда, растворяющиеся в переулках и проходных дворах. На современном языке это называется флеш-мобом. Именно эта тактика позволяет протестантам сохранять и наращивать моральное преимущество, непрерывно добиваться хотя бы маленьких успехов, приумножая веру в свои силы.
В 1901 году, анализируя опыт знаменитой Обуховской обороны в Петербурге, Ленин писал в «Искре», что хотя правительство и победило, уличная борьба возможна – безнадежно не положение борцов, а положение правительства, если ему придется иметь дело с населением не одного только завода. Легко ли удался полиции штурм одного дома номер 63 по Шлиссельбургскому тракту? Подумайте, легко ли будет «очистить от рабочих» не два-три двора и дома, а целые рабочие кварталы Петербурга! Не придется ли также, когда дело дойдет до решительной борьбы, «очищать» столичные дома и дворы не только от рабочих, но и ото всех тех, кто не примирился с полицейским правительством, а только запуган им и не верит еще в свои силы?
Вот она, классическая формулировка задачи уличной демонстрационной акции: «Поднять тех, кто не примирился, а только запуган и не верит еще в свои силы!» Приходится признать, что сегодня эта задача решается пока на тройку с минусом. Для исправления положения оппозиции придется еще много поработать, многое придумать. Но первый шаг мне лично представляется очевидным – нужно вырваться за пределы «Садового» гетто. И сделать это совсем не трудно. Нужно только свежим взглядом посмотреть на текущее положение.
Александр ФРОЛОВ
Александр ФРОЛОВ