2Начало июля доставило сибирякам немало тревог. Необычная жара – 30–32 градуса, пожары, охватившие огромные территории, дым, закрывший не только таежный Стрежевой, но и старый наш Томск, гарь, пропитавшая воздух. Хуже всего детям и старикам, особенно сердечникам. Медики советуют закрыть окна и форточки, не выходить из дома без особой надобности, отказаться от спиртного, пива и газированной воды, но зато побольше пить чая, воды, кваса. Последнее несколько утешает – на столе у меня каждый день окрошка. С военных времен люблю это нехитрое старинное блюдо. Готовлю его всегда сам, рецепт за эти годы изрядно изменился – ну какие сосиски или мясо могли быть в тарелке в начале 40-х годов! Но один ингредиент неизменен: не признаю окрошки без редиски – нехитрого и весьма полезного овоща, три века назад привезенного Петром I из Голландии в Россию.
Собственного огорода и, следовательно, собственных овощей у меня уже давно нет, но овощной базарчик рядом. Впрочем, ныне он уже не базар, а частица нашего общего счастья, его величества рынка с присущими ему удивительными законами (или беззаконием?). Редиску-то в Томске пришлось покупать израильскую!
Дорогие господа и товарищи! Когда в нашей области, способной завалить картофелем если и не всю страну, то минимум Западную Сибирь, в продажу поступил сей экспортный продукт из стран дальнего зарубежья, мне стало не по себе. Да, я с трудом, но все же понимаю, что, например, производство мебели из чуда природы – кедра организовать непросто. Надо найти средства, создать фабрику, подготовить квалифицированные кадры, короче говоря, проявить организаторские способности и даже талант. То ли дело срубить трехсотлетнего красавца, погрузить на платформу, отвезти, скажем, в Германию и немедля получить скромные деньги. А потом сообщить в рекламе, что в город поступила «отличная мебель из Европы». Про цены – уже далеко не скромные – обычно не говорят. Но картошка-то? Мы что, и ее производить разучились? Разумного объяснения этому издевательству над здравым смыслом не нашел.
Но редиска меня, что называется, доконала. На какие деньги мы ее – а не экзотические смоквы! – покупаем в земле обетованной? Прошу прощения у экономистов за несколько примитивное рассуждение, но суть такова. Мы поставляем на мировой рынок нефть (в нашей, далеко не самой нефтяной области ее добывают больше, чем в Румынии). Соответствующие тресты получают соответствующие суммы, ничтожная их часть возвращается в бюджет области. И эти деньги, заработанные тяжким трудом наших людей (зимой -40, а то и -50 градусов, летом гнус), в конечном итоге тратятся на редиску? Впрочем, если бы на нее одну!
Гордость победившей демократии – магазины, в которых «есть все», в том числе колбаса, которую не всякая кошка станет есть, сомнительные морепродукты, самая дешевая в мире дрянная водка и подозрительное вино. Правда, покупателей не слишком много, и волей-неволей вспоминаешь пресловутую колбасу по два двадцать, действительно унизительные очереди, постоянный дефицит всего и вся и прочие наши беды. Но я вспоминаю еще и П.П. Кошеля, замечательного человека, создавшего по заданию Томского ОК КПСС и его первого секретаря Е.К. Лигачева совершенно уникальный свиноводческий комплекс. Не помню цифр, да дело и не в них, свинины комплекс производил больше, чем ныне продается в томских магазинах, но купить ее все равно было трудно – то ли мы много ели, то ли мясо куда-то увозили. На комплексе производили – правда, в скромном ассортименте – ветчину, колбасу и т.п. И Петр Петрович как-то рассказывал мне о гостях из Испании, отведавших у него несколько сортов этой продукции. Иностранцы утверждали, что столь экологически чистых продуктов в Европе давно нет! И они предлагали директору по восемь долларов за килограмм особенно понравившейся им сырокопченой колбасы. Тогдашние жесткие условия международной торговли не позволили заключить сделку, но что вы можете сегодня купить за эту цену? Более или менее красиво сделанную подделку, в которой доля настоящего мяса ничтожна? К чести комплекса и нескольких еще пытающихся работать птицефабрик, у нас в городе пока кое-что приличное сохранилось. А вот совершенно потрясающий пригородный тепличный комбинат, круглый год заваливавший город свежими овощами, погиб. Не могу не вспомнить, что вместе с ним ушел тогда из жизни один из создателей комбината – Вячеслав Михайлович Ювченко. Сердце старого коммуниста не выдержало трагедии…
Что же дальше?
Сибирь относится к зоне рискованного земледелия, прежде всего – полеводства. Но возможности животноводства, птицеводства, овощеводства, огородничества, садоводства, пчеловодства у нас колоссальны, об этом нетрудно догадаться, взглянув на карту. Сказочные богатства пойм Оби и многочисленных малых рек, удивительный травостой – приложите руки!
Когда-то я много ездил по районам области – руководство организовывало «профессорские десанты» в отдаленные совхозы, на стройки, на вахтовые поселки нефтяников. Сегодня встречи с учеными, писателями, просто интересными людьми никому не нужны – прибыль в рублях и долларах просвещение, воспитание, культура не приносят, а нынешние идеологи не в состоянии представить себе существования, пользы и реальной стоимости прибыли духовной.
Эти поездки немало давали и нам – мы своими глазами видели плюсы и минусы того, что называлось освоением богатств Сибири. Ныне поездки стали редкими, но кое-что все же удается увидеть – зарастающие бурьяном и мелколесьем пашни, спивающуюся и исчезающую деревню… Крепкие мужики числятся безработными (безработный в деревне – это же, выражаясь по-модному, оксюморон, острая глупость!). Им платят пособие, получив его, безработные едут в райцентр за водкой – закуска у каждого в огороде. И их – с трудом, правда, – можно понять. «Работы нет», а за ту, что есть, платят суммы, вполне сопоставимые с пособием. Зачем же работать?
Видимо, так рассуждают не только не очень образованные деревенские прагматики, но и власть. Зачем забивать голову мыслями об организации труда, если можно спокойно жить за счет продаваемых богатств? Зачем поднимать сельское хозяйство, если проще вообще обойтись без него, вступив, например, в ВТО?
…В свое время наш первый секретарь ОК КПРФ А.А. Поморов заметил, что для него своеобразным символом горбачевской перестройки являлась старушка, покупающая молоко в майонезной баночке. Сегодня у нас путино-медведевская стабильность, символом ее для меня служит импортная редиска.
«Хотят в ВТО? – заметила мне юная и не очень политически подкованная избирательница. – Так пусть вступают и уезжают туда, а мы здесь и сами справимся». Может быть, действительно, самым ретивым властителям пора уезжать, ибо мы и без них можем обойтись?
Кстати, название «редис» имеет своим корнем латинское radix, корень. Нет ли тут мистического подтекста, скрытого призыва к коренным, радикальным переменам?
Лев ПИЧУРИН, профессор
