7Ты, Моцарт, бог, и сам того не знаешь.
А.С.Пушкин
«Моцарт и Сальери»
Когда Петра Ильича Чайковского спросили, какой из зарубежных композиторов прошлого оказал на него наибольшее влияние и нравится ему, он ответил, что Моцарт. Певец всего светлого в человеке, он даже своим Реквиемом утверждал жизнь, вселял надежду и любовь. Недаром Чайковский посвятил ему свою очаровательную «Моцартиану». Недаром гений света Пушкин воспел его в своей маленькой трагедии. Жизнь его служит примером стойкости и силы духа, примером противостояния добра злу.
…Дирижер опустил руки, хор и оркестр замерли. Несколько секунд тишины – и Большой зал Санкт-Петербургской филармонии взорвался аплодисментами. Только что отзвучал Реквием Вольфганга Амадея Моцарта в прекрасном исполнении Академической капеллы имени М.И. Глинки. Ее руководитель, народный артист СССР профессор Владислав Чернушенко, и солисты многократно выходили на поклон очарованной публике. Концерт не был рядовым, в этот день более 200 лет назад мир потерял гения музыки.
Исследователь жизни и творчества Моцарта Д. Вейс так описывает последние мгновения пребывания композитора в этом мире: «…Вдруг Софи услышала, как Вольфганг пробормотал: «Что делает мир со своими детьми». Затем у него судорожно задергался рот, он пытался изобразить партию барабанов в своем Реквиеме, приподнял голову, словно прислушивался к их дроби, потом отвернулся к стене и затих. Полночь уже миновала, настал понедельник, 5 декабря 1791 года. Часы показывали без пяти минут час, когда Вольфганга не стало».
Похороны гения были нищенскими. За гробом по дороге из его дома на венской Раухенштейнгассе до собора св. Стефана, где состоялось отпевание, шло всего семь человек. А на маленьком кладбище св. Марка, созданного специально для похорон не очень богатых людей, рядом с телом Моцарта оказались возница и могильщик. «Возница свалил гроб на землю рядом с другими гробами и поспешил прочь. Он презирал такие похороны. Разве на них заработаешь? Скажи спасибо, если окупишь расходы по содержанию лошади и повозки. Тело Моцарта пошло в общую могилу, где в три яруса были навалены сотни других трупов», – пишет Д. Вейс.
Свой Реквием Моцарт написал по заказу, полученному от незнакомца в темном плаще в июле 1791 года, за пять месяцев до смерти. История его создания, история последних месяцев и дней жизни композитора отмечены печатью человеческой трагедии, а вокруг его смерти до сих пор ходят легенды. Ясно одно: жизнь его оборвалась в тридцать пять лет в момент колоссального творческого подъема.
Вспомним: не в такой ли момент жизни покинул нас Чайковский; Пушкин расстался с жизнью в тридцать семь, достигнув поэтического олимпа; Лермонтов был убит двадцати шести лет от роду, полный планов творческих и купаясь в стихах; Веневитинову не исполнилось и двадцати двух, когда он сошел в могилу, сделав блестящую заявку на место в шеренге выдающихся поэтов мира; Николай Гумилёв был расстрелян в тридцать пять, не совершив и половины того, что было ему предначертано судьбой поэта; великий английский лирик эпохи романтизма Джон Китс умер в двадцать пять. А гениальный Грибоедов?!
Список безвременных смертей творческих гигантов можно продолжить. Как будто богу угодно забирать от нас тех, кто своим существованием стремится поднять наш дух все выше и выше.
Моцарт предчувствовал смерть. Он писал Реквием для себя. Состояние своей души он выразил в одном из писем: «…В моей голове хаос, я делаю все, что в моих силах, но не могу избавиться от образа незнакомца. Я повсюду вижу его. Он просит, настаивает и требует работы от меня. В ответ на это я продолжаю писать, ибо сочинение музыки утомляет меня меньше, чем бездействие. Теперь мне уже нечего бояться. Я чувствую это с такой уверенностью, что мне не требуется доказательств. Я перестаю радоваться моему таланту. А как прекрасна была жизнь! Она началась при самых счастливых обстоятельствах. Но никому не дано изменить предназначенной судьбы. С ясным сознанием нужно принять то, что предначертано провидением. Итак, я заканчиваю свою погребальную песнь. Я не вправе оставить ее незавершенной. Вена, 7 сентября 1791 года».
Поразительно, но ухудшение физического здоровья не сопровождалось ослаблением творческого начала. Наряду с Реквиемом Моцарт в эти же дни закончил «Волшебную флейту», написал еще несколько произведений. Успех «Волшебной флейты» в Венской опере приносил ему удовлетворение и сглаживал физические недомогания.
В последние дни перед смертью, опасаясь за судьбу Реквиема, маэстро давал указания ученикам, как его завершить. Накануне смерти он попросил партитуру к себе в постель и пытался петь ее вместе с учениками и близкими. Дойдя до потрясающего по мелодичности и искренности хора «Lacrimosa», Моцарт разрыдался и не смог продолжать. Жить ему оставалось менее суток.
Прошло 220 лет, как нет с нами великого маэстро. Бездна лет! Но нет, видно, в мире человека, который бы был равнодушен к музыке этого чародея. И не только к музыке. Само имя его завораживает и заставляет просветлеть душу. Выдающийся русский композитор и пианист Антон Рубинштейн называл его Гелиосом музыки, а творчество Моцарта – божественным, залитым светом: «Я бы вообще готов был воскликнуть: «Вечный солнечный свет в музыке – имя тебе Моцарт!»
Боготворил Моцарта и Петр Ильич Чайковский, услышавший в раннем детстве отрывки из оперы «Дон Жуан» в исполнении оркестрины – небольшого механического органа, который отец композитора вывез из Петербурга вскоре после переезда в Воткинск. В нотной библиотеке Чайковского в Клину главное место занимал шкаф с великолепным лейпцигским изданием всех сочинений Моцарта. На стенах библиотеки наряду с портретами Баха, Генделя, Бетховена, Глинки, Николая Рубинштейна и других музыкантов почетное место занимал портрет Моцарта.
Профессор Московской консерватории, близкий друг Чайковского Н.Д. Кашкин вспоминал, что из всех композиторов искреннее всего Чайковский любил Моцарта, «пленявшего его и красотой мелодии, и несравненным изяществом фактуры. Любовь к Моцарту переходила у него в какой-то благоговейный культ; он сам иногда удивлялся получаемому им впечатлению».
Вспомним Пушкина, устами Сальери сказавшего: «Ты, Моцарт, бог…» До сего дня у меня перед глазами лицо великого русского актера Николая Константиновича Симонова, исполнявшего роль Сальери в знаменитом театральном шедевре 1960-х годов ленинградского Пушкинского театра «Моцарт и Сальери». Лицо, выразившее восхищение, зависть, преклонение и страх перед музыкальным гением.
Чем же был и есть Моцарт для нас, живущих уже в ХХI веке? Почему он до сих пор держит нас в желанных цепях своего таланта? Почему мы светлеем помыслами, слушая его творения?
В блестящем исследовательском этюде «Моцарт» выдающийся советский дипломат и знаток музыки Г.В. Чичерин писал: «Моцарт узловой пункт в развитии музыки. …Моцарт более композитор ХX века, чем композитор ХIХ века, и более композитор ХIХ века, чем композитор XVIII века, от которого он оторвался и ушел в будущее. Он потому и умер в нищете, что под конец жизни стал чужд своим современникам. Он из тех художников, которые открываются лишь постепенно». По мысли Чичерина, глубина музыки Моцарта не была понятна и в ХIХ веке, «только теперь начали понимать Моцарта».
«Прежде всего в элементах будущего у Моцарта, – писал Чичерин, – мы находим ту психологическую правду, реализм, громадное многообразие и внутреннюю многогранность характеров, – не бытовые зарисовки, а воплощение характеров, которые делают его вторым Шекспиром и сближают с психологическим романом ХIХ века. В музыке не было ничего подобного ни до, ни после него; в поэзии не было ничего подобного после Шекспира…» Не отрицая, что на формирование творческих натур влияет все многообразие экономической, политической и культурной жизни определенного общества, как писал Чичерин, тем не менее осмелюсь все-таки утверждать, что всякий талант – тайна, а талант такого масштаба – особая тайна, скрытая от глаз и помыслов людских.
Нас мало избранных,
счастливцев праздных,
Пренебрегающих
презренной пользой,
Единого прекрасного
жрецов…
– говорит Пушкин устами Моцарта в своей гениальной маленькой трагедии. Поэтому, может, и держит нас великий маэстро в своем плену уже третье столетие, что волей бога он принес нам гармонию света, любви, добра, красоты мира.
Красота музыки Моцарта – это лазурь небес, это пенье райских птиц, это соразмерность благих помыслов и дел. Моцарт современен именно потому, что воспитывает гармонию чувств, облагораживает деяния. Как не хватает этого всегда и особенно сейчас, когда делами стал управлять Мефистофель! И как поэтому нужен Моцарт!
Мы живем в трудное и ломающее нас время, когда Мефистофель определяет, как и сколько нам так жить. Но вспомним Моцарта: в тяжелейших материальных условиях, часто полуголодный, вынужденный годами бороться за существование, за выживание семьи, он непрестанно трудился, творил, почти что сорил музыкальными бриллиантами. Он не согнулся, не пал духом, не сломался духовно даже на смертном одре. Он постоянно работал, он знал свое божественное предназначение и свою миссию в этом мире. Даже свой последний шедевр, Реквием, он закончил оптимистически. Этот Реквием зовет к жизни, а не обращен к смерти.
Нужно отдать должное духовному подвигу маэстро: угнетенный физически, почти сломленный и униженный морально сильными мира сего (достаточно вспомнить его службу в родном Зальцбурге у архиепископа, который сковывал его творческую свободу и унижал человеческое достоинство), он победил смерть силой воли и духа, написав свое светлое завещание.
Осенью 1823 года в венских газетах появилось сообщение: «Антонио Сальери, первый капельмейстер императорского двора, признался в том, что отравил Моцарта». Еще через несколько дней газеты написали: «После исповеди и признания священнику разум Сальери помутился и он пытался перерезать себе горло».
Бетховен отказывался верить в виновность Сальери. Пушкин гениально утвердил эту версию, уже имея свидетельства венских газет. Сейчас некоторые исследователи оспаривают ее. И все-таки Пушкин прав в одном: «Гений и злодейство – две вещи несовместные». Творящий благо – а высокая музыка есть благо – не может быть злодеем. Зависть – удел слабых.
Жизнь, деяния и даже смерть Моцарта учат нас вере в оптимизм творчества, всякой на благо страны и людей созидательной работы, только и могущей вознести нас духовно и спасти.
Юрий СИДОРОВ, профессор, доктор технических наук
Санкт-Петербург
