1Российский политический ландшафт на глазах меняется структурно. Рядом с семью официально зарегистрированными политическими партиями одна за другой возникают новые партии, и все они практически «автоматом» получают от минюста отказ в регистрации. Так, уже по три-четыре раза отказано партии «Российский объединенный трудовой фронт» (РОТ-фронт) на базе РКРП–РПК и партии «Другая Россия» Эдуарда Лимонова. Причем отказано под самыми нелепыми предлогами. Например, «Другая Россия» скопировала свой устав с Устава КПРФ – отказ, еще раньше некоторые копировали Устав «Единой России» – результат тот же. Нет сомнений, что та же участь постигнет и партию «Родина – здравый смысл», и ряд других. При этом эти партии отнюдь не фантомы, у них есть и реальная членская база, и определенная массовая поддержка. Нет только одного – согласования с администрацией.
Происходящее создает уже репутационную проблему и для зарегистрированных оппозиционных
партий. Их молчание относительно минюстовского произвола становится все более и более непонятным. Дело начинает выглядеть так, как будто молчание диктуется заботой о собственной монополии на официальный статус. Ведь объективно получается, что минюст ограждает их от конкурентов. А ограждать есть что. Легальные партии пользуются существенной прерогативой – только они могут принимать участие в федеральных выборах, и дело идет к тому, что этот принцип будет распространен и на выборы всех уровней, на что намекнул Медведев в своем последнем президентском Послании. Однако в условиях стопроцентно списочной системы выборов партийная монополия на выдвижение кандидатов фактически лишает подавляющее большинство граждан права быть избранным. Чем это отличается от партийной монополии КПСС, которая (монополия) КПСС и сгубила, неизвестно. Оговорка, что любой гражданин может подать в ту или иную партию заявление с просьбой включить его в свой список кандидатов, звучит чистым издевательством.
Деля все политические силы, а заодно и всех граждан на «электорабельные» и «неэлекторабельные» власть одновременно настойчиво внедряет в общественное сознание тезис: «нелегалы-маргиналы» в отличие от «респектабельной» оппозиции. Но, запрещая все подряд, что¢ не вписывается в эту схему, правящий режим сам роет себе яму – создает условия для перетекания «реальной политики» из легальной плоскости в нелегальную. Сегодня складывается, так сказать, «содружество нелегальных и запрещенных партий». Между ними мало чего общего, кроме одного: они непризнанные, несистемные. И опираясь на этот единственный общий признак, они уже ведут между собой консультации о координации действий в защиту демократических прав и свобод.
Дошло до того, что известный адвокат, защищавший КПСС в Конституционном суде и трижды бывший депутатом Думы от КПРФ, Юрий Иванов с досадой и упреком сказал, что революции в Северной Африке, да и декабрьские события в Москве показали, что к уличным протестам в странах авторитарных режимов «системные» партии отношения не имеют, и в этом направлении от них ждать нечего.
Можно и должно спорить о том, насколько справедлив этот упрек, если трактовать его огульно. Я думаю, что огульно отзываться так обо всех и вся несправедливо. Но вот на днях, перечитывая Ленина, я наткнулся на тезис, представляющийся сегодня очень актуальным: «Действительно революционная, закаленная в огне нелегальная партия, которая привыкла к гг. Плеве и не смущается никакими строгостями гг. Столыпиных, может оказаться способной к более широкому воздействию на массы, чем иная легальная партия, способная «с желторотой наивностью» становиться на «строго конституционный путь». Это написано в конце 1906 года, в канун выборов во Вторую царскую Государственную думу, которую социал-демократы вообще, и большевики в частности, не бойкотировали в отличие от Первой Думы. Написано в предостережение. Слишком многие тогда полагали, что раз они допущены к участию в выборах, то должны полностью легализоваться, встать строго на «почву законности».
Множество исторических примеров говорит о том, что полная легальность – отнюдь не всегда благо. Являясь, с одной стороны, крупнейшим завоеванием рабочего класса, она, с другой стороны, используется буржуазным государством как одно из средств борьбы с революционным движением. Поэтому, получив первые известия о Февральской революции, Ленин озаботился в первую очередь вот чем. Было бы величайшим несчастьем, писал он из Швейцарии в Норвегию Александре Коллонтай, если бы кадеты обещали легальную рабочую партию и если бы наши пошли на «единство» с Чхеидзе и Ко (с легальной меньшевистской фракцией царской Думы). Но этому не бывать. Если дадут легальность, мы создадим по-прежнему свою особую партию и обязательно соединим легальную работу с нелегальной. Чего опасался Ленин? Узеньких рамок полицейской легальности и филистерского удовлетворения ими. Насколько он оказался прав в требовании сохранить сектор нелегальной работы, показали июльские события 1917 года, после которых большевики ушли в полуподполье вплоть до Октября.
Современная линия власти в «вопросах партийного строительства» ясна. Она предвосхищена в любопытном диалоге «человека в поддевке» с «плешивым человеком с сизыми ушами и орденом на шее», подслушанном горьковским Климом Самгиным в московском ресторане в начале 1909 года:
– Вот в Германии накормили лучших-то социал-демократов, посадили в рейхстаг: законодательствуйте, ребята! Они и сидят, и законодательствуют, и всё спокойно, никаких вспышек.
– Все же стачки!
– А что – стачки? Выгнав болезнь наружу, лечить ее удобней. Нет, дорогой, вся мудрость – в отборе лучших. Ведь вы подумайте, батюшко мой, как депутат и член правительства, ведь Емельян-то Пугачёв, вовремя взятый, мог бы рядом с Григорьем Потёмкиным около Екатерины Великой вращаться...
«Вовремя взятый» – можно ли найти лучший эпитет для оппортуниста! Но что же тогда делать – бойкотировать выборы и вообще любые официальные институты, нарочито забиваться в подполье? Нет, конечно! Ошибочность «отзовистской» тактики давно доказана историей партии. Но и ошибочность «ликвидаторской» тактики также доказана еще более убедительно.
Александр ФРОЛОВ
