1переходящая в дело?»
А. Бестужев-Марлинский
История прошлого входит в бытие настоящего, которое определяет сознание. Потому прошлое и люди, ставшие его символами, притягивают наше внимание. Мы вглядываемся в их жизнь, чтобы понять – кто и что мы в настоящем. Потребность в этом обостряется, когда до нас доходит горькая весть, что нет уже в живых того, чью честь и славу мы давно привыкли считать нашим общим достоянием.
3 июня сего года ушел из жизни замечательный человек, великий ленинградец – Григорий Васильевич Романов. Ушел из жизни и остался в ней – в нашей исторической памяти.
Тринадцать лет (1970-1983 гг.) исполнял он роль первого секретаря Ленинградской областной организации КПСС. Эта чрезвычайно трудная и ответственная роль в крупнейшем центре оборонной промышленности страны осталась за ним в людской памяти и тогда, когда он был избран членом Политбюро и cекретарем ЦК. Она осталась за ним навсегда. За тринадцать лет под руководством Романова в Ленинграде и области осуществлены столь грандиозные проекты в развитии промышленности, сельского хозяйства, в социальной и культурной жизни, что это время ленинградцы называют эпохой Романова. Никто из его предшественников, в том числе и знаменитых – Киров, Жданов, Толстиков, – так долго не руководил ленинградскими коммунистами.
Один из видных деятелей КПСС, чье честное имя до сих пор очерняется нравственными лилипутами, Романов так естественно прочно вошел в народную память, что нынешней власти ничего не оставалось, как склонить голову в день его кончины: идти наперекор популярности его имени в народе она уже не могла. И власть, так сказать, прислонилась к светлой памяти о нем, чтобы погреться у того огня, который они ежедневно гасят.
О Григории Васильевиче Романове в Ленинграде и области слагались легенды еще в бытность его Первым (так называли первых секретарей по партийному статусу, Романова – по заслугам, по их признанию людьми). Помню, как в конце шестидесятых (может, и позже) случился сильный пожар в одном из корпусов Ленинградского металлического завода. Пожар на оборонном предприятии – ЧП. С огнем долго не могли справиться. Но как только Романов прибыл к месту пожара, огонь был усмирен. Так гласила людская молва. В ней Романов всегда представлялся человеком решительным, смелым и сильным. Таким он и был в действительности. В рабочих курилках о нем говорилось: «Правильный мужик. Ни себе, ни кому спуску не даст».
Крупный государственный талант с русским размахом, Романов не мог не вызывать завистливой ненависти к себе у политических мещан типа М.Горбачёва. В годы перестроечного бедлама они выскочили на поверхность и не отказали себе в удовольствии распространения клеветы о нем: он-де и ретроград, и узурпатор, и ко всему антисемит. Но их гнусные вымыслы разбивались о доброе отношение к Григорию Васильевичу честных ленинградцев. Они любили его, как и он их.
В тяжкие девяностые годы люди часто вспоминали Романова. Не единожды по городу и области проносились слухи, что он вернулся в Ленинград, что его уже видели в метро, электричке, на перроне Московского вокзала. В действительности этого не было. Но ленинградцы в годы рыночного хаоса, разрухи и разврата, что продолжаются и поныне, так истосковались по умному, волевому и справедливому руководителю, что готовы были принять желаемое за действительное.
Я познакомился с ним в апреле 1993-го и до 2001 года часто бывал у него дома в Москве. Наши встречи-беседы длились, как правило, часа два-три. Прежде всего скажу о том, что было их главным направлением. Какой бы вопрос мы ни обсуждали – о Великой Отечественной войне, о Сталине, о Брежневе, об «эпохе застоя», о рыночном хаосе и т.д., – Романов непременно поворачивал его к вопросу о производстве, его состоянии. В общественном, государственном производстве видел первооснову решения всех вопросов – экономических, социальных, политических, нравственных.
Передать своеобразие речи Романова, экономной в словах, практичной и точной по выражению мысли, как у инженера-конструктора, я не берусь. Но представить суть и логику его суждений могу, потому как они прочно вошли в мою память: не единожды высказывались мною во многих встречах с людьми. За семь лет встреч с Григорием Васильевичем определились темы, которые можно назвать главными. Их я и представлю читателю.
------------------
Не помню, чтобы Романов говорил о себе. Но о времени, в котором ему довелось руководить Ленинградской партийной организацией, говорил часто.
Всегда выделял его особенности:
– Это с подачи Горбачёва пошел гулять миф, что семидесятые годы и начало восьмидесятых – эпоха застоя. Какой застой, когда мы в это время решали – и ведь решили! – задачу исторической важности: добиться военного паритета с США?! Мы отлично понимали, что с Америкой можно вести диалог на равных только с позиции силы. А что могло быть силой и тогда, и сейчас? – новая техника, новые технологии, мощная наука. В семидесятые годы надо было технически перевооружить ту индустриальную базу, что досталась нам со сталинских времен. И мы это сделали. Я не согласен с тем, что мы отставали от требований научно-технического прогресса. Да, в чем-то отставали, но во многом шли впереди. Вы задайте себе вопрос: как можно было, отставая в НТР, создать мощный ядерный щит и обеспечить не только национальную безопасность страны, но и безопасность всего мира? Уверяю вас, что то научное и техническое богатство, которое мы накопили в оборонке, мы готовы были уже использовать в народном хозяйстве. И приступили к этому: пошло строительство атомных электростанций, атомных ледоколов. А наши турбины, что создавались на Ленинградском металлическом, тракторы «Кировец», «Беларусь», да много чего еще по стране, – разве они не пользовались повышенным спросом на мировом рынке? Мы шли вперед и готовы были к прорыву в обогащении производства наукой. Мирного производства. Там, на Западе, хорошо это понимали. И ждали, на чем мы оступимся. Чего греха таить, оступились на том, что запоздали со сменой поколений в политическом руководстве страны. Все ждали этой смены, ждали обновления, перемен. Потому и в перестройку поверили поначалу. Для США, Запада Горбачёв с его перестройкой были уникальным шансом, чтобы остановить нас. Они этот шанс не упустили…
----------------------------
Любимой и больной темой была для Романова тема ВПК. Любимой потому, что военно-промышленный комплекс Ленинграда и Ленинградской области, каким он стал к началу восьмидесятых годов, – его гордость, его детище. И больной была для него эта тема: ничто так тяжело не переживал Григорий Васильевич, как разрушение ленинградского ВПК – уникального творения рабочих, управляющих, ученых, инженеров.
– Мощный ВПК, который мы создали, выводил нас в победители в «холодной войне». Она слабых не щадила – на войне, как на войне. И мы вышли бы в ней победителями, если бы не споткнулись на горбачёвской перестройке. ВПК – это не только развитие науки и техники, что необходимо для создания новых видов вооружения. Это еще и формирование могучей армии высококвалифицированных кадров. ВПК давал 60% всей промышленной продукции СССР. И какой? – самой высококачественной. У истоков создания оборонного комплекса страны стоял Сталин. Помните его знаменитые слова в годы индустриализации: «Кадры решают все!» Все – это в первую очередь национальная безопасность страны, суверенитет государства. Когда это «все» разрушается, нет ни безопасности, ни суверенитета.
Создание передовой, сильной оборонной промышленности – вопрос жизни и смерти. Великая Отечественная война это доказала. Не победили бы мы без мощной оборонки: нечем было бы побеждать. Сталин это понимал, как никто другой тогда, потому и стал великим государственным деятелем. Потому очерняли и очерняют его имя, что смотрел в корень. Когда разрушали ВПК, рубили то, на чем держались наука, образование, экономика страны. Слава Богу, с громадными потерями, но сохранился ядерный щит. Без него победители в «холодной войне» давно бы раздавили нас как яичную скорлупу. Самые страшные потери от разрушения ВПК – потери кадровые. Страна утратила квалифицированный рабочий класс. У нас теперь чернорабочий класс. На отверточном производстве, которое так выгодно нашим противникам, высококвалифицированных работников не будет. Можно сказать, что вся страна деквалифицировалась. А это пострашнее, чем даже разграбление ее природных ресурсов...
---------------------------
Помню, как волновался Григорий Васильевич, когда вел речь об утрате культуры труда:
– Чтобы вырастить племенное потомство, нужно время, и немалое. Чтобы восстановить утраченную сегодня культуру профессионального труда, воспитать работника-профессионала, потребуется, если не принять срочных мер и спасти то, что можно еще спасти, жизнь не одного поколения. На телевидении появился канал «Культура». Но там демонстрируют культуру людей искусства. Бесспорно, это нужно. Но вы хоть один раз видели, чтобы показали культуру труда рабочего, крестьянина, учителя, врача? Не видели, и я не видел. А ведь на культуре труда этих людей держится вся человеческая культура. Что получается у нас сегодня: культура – дело избранных?..
Я слушал Романова и вдруг вообразил, подумал: а что если собрать в одном месте всех Героев Социалистического Труда, всех награжденных орденами, медалями, знаками «Ударник коммунистического труда», «Победитель социалистического соревнования», всех ленинградцев, удостоенных трудового почета в годы, когда он, Романов, руководил Ленинградской партийной организацией, – величественная картина получилась бы. Дворцовой площади не хватило бы для всех. Нет, что бы ни говорили о советском прошлом, а в нем труд реально был делом чести, доблести и геройства. Обесчестили труд – обвалилась культура. Тема об особом характере труда, о воздании за честный труд в социалистическом обществе была сквозной у Григория Васильевича. При мне он размышлял об этом:
– Мы всегда помнили, что должны опередить капитализм по росту производительности труда. Теперь нам в нос тычут вопросом: так что же не опередили? Опережали, и в немалом. Были у нас в промышленности и сельском хозяйстве, на передовых предприятиях, в совхозах и колхозах высшие показатели производительности, не уступающие европейским и превосходящие их. Да, по общему счету мы отставали, и существенно, по сравнению с США. Но наши лихие критики как-то забывают, что их (США) и наши потери во Вторую мировую войну несопоставимы. Наши образцы высокой производительности дались нам дорогой ценой. Но мы вышли на них и линию вели правильную, делали все, что было в наших силах. Наука у нас превратилась в производительную силу, и мы ею дорожили, как только могли. Ученые возглавляли у нас не только научно-исследовательские институты, но и, бывало, научно-производственные объединения. Мы сращивали науку с производством, а это магистральный путь к росту производительности труда. Время, время – вот что было нужно нам. На Западе это сознавали и потому так быстро разыграли карту перестройки в СССР.
------------------------------
– И еще об одном, о чем «забывают» наши критики. Мы не могли повышать производительность труда любой ценой – ценой, скажем, тотального выжимания всех сил из работника. У них человек труда – товар, у нас – главная ценность. У них выжали из человека все соки и выбросили, как товар, вышедший из употребления. Для нас это было неприемлемо. И воздаяние за труд у нас иное, чем там, в капиталистическом мире.
Мы, в СССР, воздавали за честный труд самой низкой в мире платой за жилье, самым дешевым хлебом, бесплатным образованием и медицинским обслуживанием. У нас каждый имел право на труд и был застрахован от страха перед безработицей. Каждый имел право на отдых. К услугам всех были хорошие и недорого стоящие дома отдыха, профилактории, санатории. Наши люди покупали самые дешевые в мире билеты на самолеты, поезда, пароходы. За проезд на общественном транспорте платили копейки. Книги, театр, кино, музеи – все это для всех, всем доступно. Да, были очереди за отдельными продуктами питания. Но почему? Да потому, что они были качественными и дешевыми. Уверяю вас, решили бы мы проблему очередей.
К чему я вам все это так подробно говорю, когда вы и без меня знаете, как все было? К тому говорю, что нам, КПРФ, нельзя оставить в покое людскую память. Из нее вытравляют советское прошлое, а мы обязаны этому воспрепятствовать. Пусть с опозданием, но люди поймут, что они потеряли. Потеряли гарантию достойной жизни человека труда, гарантию его уверенности в будущем. Потеряли материальную основу этой гарантии – общественные фонды, которые в семидесятые годы мы усиленно наращивали. Из общественных фондов Советское государство расплачивалось сторицей с человеком труда.
Вот я часто слышу: шведский социализм – как там все продумано! Посмотрел бы я на Швецию, которой пришлось бы тратить столько на национальную безопасность, сколько вынуждены были тратить мы. Что – шведы за весь мир отвечали? А мы отвечали. Мы знали: не обеспечим мира в мире – придет война к нам. Или шведы пострадали от последней войны, как мы? Да и какой там социализм? Дрогнет «золотой миллиард», и не будет его. А у нас был социализм выстраданный – через жертвы и ошибки, порой жестокие, через самую страшную войну в истории человечества мы шли к нему. И как все было продумано! Ведь мы имели бесплатное образование и медицинское обслуживание лучшие в мире! Теперь это все признают. Мы гарантировали каждому трудящемуся физическое и духовное здоровье, личную безопасность! Сегодня человека бросили в омут рынка, жизнь человека ничего не стоит. Не труд на общее дело, а деньги решают все. Не право на труд, а право на частную собственность объявили святым. Демократы-реформаторы аплодируют: рынок – это свобода! Свобода для кого и для чего?..
...Романов произнес свой монолог на одном дыхании. Как будто выступал перед громадной аудиторией. Когда речь его была окончена, он помолчал с минуту и, обратившись ко мне, сказал спокойно, но твердо: «Надо об этом говорить людям, надо».
------------------------------
В одну из наших встреч Григорий Васильевич спросил у меня: «А вы задумывались над тем, чем управление нашим производством принципиально отличается от управления производством капиталистическим?» И сам стал отвечать на поставленный вопрос:
– У них там (имееется в виду буржуазный мир) хорошо налажена организация потогонной системы – никаких перекуров. Все из работника выжмут. Как он живет вне производства – это никого не заботит. У нас же организация быта человека, его семьи, его здоровье и отдых – все это вопросы управления производством. «Демократы» называют наш военно-промышленный комплекс монстром. Но при этом монстре, при каждом оборонном предприятии мы создали такую социально-культурную инфраструктуру, которой там у них никогда не было и не будет. Заводские поликлиники и больницы, профилактории, детские сады, дома отдыха, санаторно-курортные и спортивно-туристические базы, подсобные сельские хозяйства, благодаря которым цены в заводских столовых были ниже, чем в государственных, – все это было при предприятии. А постоянно растущее строительство жилья для работающих на нем! Люди уходили на пенсию, а квартиры за ними оставались навсегда, как собственность. А библиотеки, клубы, пионерские лагеря?!
ВПК играл у нас очень важную роль в обеспечении нормальной социальной жизни работников. Управлять социалистическим производством много сложнее, чем капиталистическим. У них в центре – максимальная прибыль, у нас – человек. На производстве мы выполняли не только производственный план, но и план социального развития – средства-то одни. Сейчас наших управленцев учат управлять по-новому. Да не по-новому, а по-старому, по-капиталистически…
---------------------------
Я предвижу вопрос: а о просчетах, ошибках партийного руководства, об изъянах реального социализма говорил ли Романов? Говорил, и жестко, – о бюрократизации власти, об увлечении формой в ущерб содержанию, о низкопоклонстве в партийных верхах, о космополитизме среди интеллектуалов, стоящих у подножия партийного олимпа, о потребительской психологии, которую проглядели. Говорил об этом, но был убежден, что все названное и ему подобное можно было искоренить со временем, потому как советская жизнь имела прочный фундамент и добротную самоналадку. О ценностях, которые лежали в его основе Романов говорил больше. И потому, что жизнь свою посвятил их созиданию, и потому, что считал их разрушение самой страшной бедой для народа. И потому, конечно же, что верил: они, ценности советской жизни, все-таки живы в народном сознании.
На изъянах и издержках советского социализма, на их чудовищном преувеличении была построена большая ложь. Под ее завалами оказалась правда о нашем великом социалистическом прошлом. Романов поднимал эту правду на поверхность: смотрите, люди, чего вас лишили! Смотрите и думайте, без чего жить нельзя дальше… Так поступает созидатель-творец, когда видит разрушение результатов великого труда.
------------------------
Мой очерк о нем был бы неполным, если бы я не коснулся темы врагов Романова – а их было и осталось немало – о его властности. Григорий Васильевич не избегал этой темы и рассматривал ее в контексте широко распространяемого с перестроечных лет мифа о якобы тоталитарности Советского государства, отсутствии в нем демократии. Он утверждал:
– У нас была другая, чем в буржуазном государстве, природа демократии: человек знал свои права (на труд, жилье и т.д.) и любому, кто посягал на них, мог сказать: а какое вы имеете право?.. Никто не мог лишить человека права на труд, образование. Не было у нас конкуренции, в которой всегда прав только сильнейший. Была конкурсность при равных правах и возможностях всех. Каждый, кто имел способности и волю к творческому труду, мог претендовать на более высокую должность, чем занимал. Что-что, а подбирать руководящие кадры КПСС умела. На должность директора предприятия выдвигали только того и только тогда, когда человек прошел все этапы конкурсного отбора. Смотрели, как он справляется с должностью бригадира, мастера, начальника участка, цеха. Сверялись с оценкой его работы в трудовом коллективе. С низовой работы начинался конкурс. Такой демократии в буржуазном обществе нет и быть не может. Там на вершине власти оказываются представили крупного капитала или их уполномоченные. На лестнице власти всегда на ступеньку выше поднимается обладающий большей, чем у его конкурентов, собственностью. А выборы там – это видимость демократии, ширма. Теперь так же и в России. У нас же право на власть, на руководство людьми надо было заработать, доказать в нелегком труде. И управлять по своему хотению никому не позволялось. Демократия у нас никогда не переходила в анархию и произвол: она была связана с государственной дисциплиной.
– Меня обвиняют в том, – говорил Григорий Васильевич, – что я бывал крут в вопросе дисциплины. Скажите, а как можно было добиться военного паритета с США без железной дисциплины в оборонке? Все решали сроки, а сроки диктовала история. Опоздай – сомнут. Да, мы жестко требовали выполнения плана, но и обеспечивали свободу поиска новых решений. Вы думаете, только жесткой дисциплиной созданы новейшие виды вооружения, ядерный щит страны? Ошибаетесь, если так думаете. Люди днями и ночами разрабатывали новые проекты, и никто их к этому не принуждал. Да, и как можно заставить творить, создавать новое?! А когда готовилось новое изделие – новый танк или оптический прибор, все предприятие – и рабочие, и инженеры, и конструкторы – этим жило. Никого не надо было погонять. Ждали выпуска изделия, как праздника. Была у нас демократия – демократия созидания. И соревнование у нас было не понарошку, а это что – не демократия? Ведь что получилось, когда не стало Советской власти: хотели демократии, а получили капиталистическую дисциплину на производстве, а она не то что железная – стальная. И придавит, и раздавит человека. Опускать раз в четыре года бюллетень в урну – вот и вся демократия сегодня в России. Да и та под контролем…
Ну вот и все, о чем я хотел поведать читателю, вспоминая свои беседы с Романовым. Осталось сказать несколько слов в заключение. Четверть века прошло, как Григорий Васильевич расстался с северной столицей, а ленинградцы вспоминают о нем все чаще. И нередко слышишь риторический вопрос: что было бы, если бы не Горбачёв, а Романов встал у руля руководства страной и партией?.. Увы, история не знает сослагательного наклонения. Бессмысленно предаваться горестной печали. Надо искать выход к созиданию. Такие, как Романов, всегда это делали. Он не искал славы, она нашла его – этого неутомимого труженика с государственным умом и волей. Народная память о нем будет жить, как живет она о другом известном ленинградце – С.М.Кирове. Как и он, Г.В.Романов был великим гражданином СССР.
