2
Мы с товарищами проводили митинги, меня неоднократно задерживали службы правопорядка, у меня в багаже одно уголовное дело и дюжина административных. Мои товарищи из числа радикальных оппозиционеров сидели и сидят в тюрьмах – по мотивам политическим. В том числе нижегородец Юрий Староверов.
В общем, чего только не было.
Кто читал мои статьи и книжки – тот в курсе; кто не читал – и ладно.
Хочу сказать только одно: ни о какой цензуре, ограничивающей свободу моего, как это пышно называется, творчества, всерьез говорить нельзя.
Вот у меня был роман «Патологии» – про события на Кавказе. Его пару раз собирались экранизировать, но оба раза говорили: «...знаешь, браток, все-таки тема Чечни – болезненная; в общем, нам не рекомендуют. И денег не дают».
Ну, не рекомендуют, и ладно.
Не сняли по этой книжке фильма.
Или есть у меня роман «Санькя» – про действия левой молодежной оппозиции в России на рубеже конца 90-х – начала «нулевых». Роман трижды собирались экранизировать, всякий раз известные режиссеры – и каждый раз одна и та же история повторялась: «...знаешь, браток, все-таки тема оппозиции – болезненная; в общем, нам не рекомендуют».
Ну, не рекомендуют, и ладно.
Не сняли и по этой книжке фильма.
Но книги-то я свои могу писать? Могу. Их продают, они в свободном доступе в библиотеках всей страны.
Клипы мои – в том числе о возможности государственного переворота в России – свободно транслировались по нескольким каналам, и никому до сих пор не мешают в Сети.
Я уже не говорю о десятках антиправительственных статей, которые были мной написаны в период с 1999 года по 2014-й; да и сейчас иногда пишутся, хотя гораздо реже.
Ответственно вам заявляю: в тех сферах, где работать приходится мне, – литература, журналистика, музыка – цензуры или минимум, или почти нет.
Например, если говорить о музыке, «радийный формат» предполагает куда большую строгость или, с позволения сказать, «вкусовщину».
Мало того, последние два года принесли своеобразную цензуру совсем другого толка.
Я вел колумнистские колонки, как минимум, в пяти российских глянцевых журналах. В сложные времена эта работа давала мне половину семейного дохода.
Еще пять глянцевых журналов публиковали меня время от времени.
Вся эта работа – на десять, а то и больше глянцевых журналов, закончилась – буквально! – в один день. В день присоединения Крыма.
То есть все эти люди, не сговариваясь, исключили меня из списка своих авторов и сотрудников. Никто и никогда больше из этих изданий мне не звонил. Даже объясниться не пытались. Как отрезало.
Выяснилось, что это не десять разных «глянцевых» журналов, а один, весьма сплоченный мир.
И что?
За минувшие два года мне даже вслух об этом было лень говорить. Не публикуют – и черт бы с ними. Есть же такое понятие «редакционная политика». Согласно их «редакционной политике», сразу после воссоединения с Крымом я вдруг стал профессионально непригоден. Ничего не попишешь.
Хватит у меня смелости насупить брови и по этому поводу сказать что-нибудь о цензуре? Нет. Мне самому смешно будет об этом говорить.
Руки на месте, голова на плечах: найдем себе другое место для работы.
В конечно итоге все эти вещи – касающиеся и меня лично, и отдельных театральных режиссеров, и некоторых музыкантов, – не важно, каких они придерживаются взглядов, – могут проходить по разряду «эксцессов».
Подобные эксцессы имеют место в любой стране мира.
В любой европейской стране, и в США, и в Австралии, и в Канаде, и в Израиле есть писатели, музыканты и целые театры из России, которых никогда не позовут, не будут их тексты переводить, песни петь, и постановок их не покажут. Просто потому не будут. Точка.
Причем у них есть и свои писатели, музыканты и целые театры, которым они по тем или иным причинам перекрыли кислород. Либо совсем, либо частично.
Правильно ли это?
Неправильно. Но мир так устроен, и к «сталинизму» или «тирании» это не имеет ни малейшего отношения.
Вся эта шумиха меня интересует только в одном аспекте.
Сразу оговорюсь, что с этой минуты подход у меня к этой теме будет глубоко, непоправимо субъективный.
Бегло просмотрев ленты новостей, я увидел имена деятелей искусств, которые единым фронтом выступили против цензуры.
Мы не будем трогать свободных художников – какой с них спрос.
Речь исключительно о тех, кто имеет те или иные взаимоотношения с государством.
Фамилий этих людей никто не видел и не слышал в момент крымской истории, когда сотни тысяч русских людей на площадях Крыма просили вступиться за них.
Тогда эти деятели искусств дружно смолчали.
Фамилий этих людей никто не видел и не слышал в момент сирийской истории, когда российские военные плечом к плечу со всем прогрессивным миром воевали против терроризма. И воюют по сей день.
И, конечно же, никто не питает надежды услышать хоть одно слово от этих людей по поводу ситуации на Донбассе – когда сотни тысяч людей просят признать их русскими и перестать убивать.
При всем том, что людей в Крыму, людей на Донбассе понимают и поддерживают большинство граждан России. И смысл происходящего в Сирии то же самое большинство отлично осознает.
В данном случае творческие наши люди наложили на себя, как епитимью, двухлетнюю цензуру: ни слова сказать, ни руку подать, ни головой кивнуть, ни подмигнуть.
Проблема гибели на Донбассе десяти тысяч человек не нашла за два года никакого – то есть никакого вообще! – отражения ни в театре, ни в кино.
Может, им запрещали, нашим творцам? Нет, по большей части они сами себе запретили даже думать на эти темы.
Может, на это не было запроса? Нет, запрос был, и огромный.
Есть ли в этом молчании повод для поиска социального диссонанса или какого-либо иного противоречия?
Нет, в сущности, никаких противоречий нет.
Одни люди воюют, умирают в боях или под бомбежками, другие рисуют, подыскивают рифмы, кричат «Снято!», ищут на гитаре свой вечный «ля минор».
Все на своих местах.
Я пишу этот текст в Донецке и слышу в данный момент отчетливый звук перестрелки. Километрах в пяти от того места, где я нахожусь, идет бой. Много ли в России деятелей культуры, которым до этого боя есть дело? Не уверен.
Верней так: уверен, что они в подавляющем меньшинстве.
Но если есть те, что пишут, поют, снимают и ставят в театре всё, что хотят, значит, должны быть и другие. Те, что говорят всё, что хотят, про тех, кто пишет, снимает и ставит в театре.
Мы живем в свободной стране. Вы
нам ничего не должны, мы вам. Мне то-
же никто ничего не должен, и я даже не прошу.
И при этом наше удивительное, тираническое, обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй государство умудряется нас друг с другом мирить.
Не было бы этого государства, могло бы дойти до рукоприкладства.
А так – парень, который распылил газ на концерте Андрея Макаревича (никто не пострадал) – получил пять лет и сидит в тюрьме. А Макаревич дает гастроли от Киева до Львова.
Ну чем не жизнь, право слово?
Радоваться надо.
«Я другой такой страны не знаю...»
Захар ПРИЛЕПИН
* * *
Из комментариев к опросу
В современной России «свобода творчества» это один из способов уничтожения коренного, так сказать, государствообразующего населения определенными заинтересованными кругами как на территории страны, так и за ее пределами путем искусственного прививания девиантного поведения, немотивированной агрессии, суицидов, сексуальных извращений и пр. Ведь для того чтобы качать нефть, газ, пилить лес, грабить биоресурсы, варварски уничтожая при этом все живое, не нужно грамотное, образованное население, да еще в таком количестве. Достаточно, как называет нас с вами «творческая элита», оскотинившегося быдла.
А что касаемо цензуры, то все познается в сравнении, в том числе и «свобода творчества». Например, в Чеченской Республике нет в сетке телевещания такого канала, как ТНТ, с его сериалами общеоглупляющего и дебило-разрушительного действия. А какой-нибудь зажравшийся «мастер свободного творчества» никогда не поедет в Татарстан со своими гомосексуальными фантазиями. И ни один из «свободных художников» не вопит, что ему там чего-то не давали «играть» или показывать. А, например, идея соорудить мемориальную доску композитору Рихарду Вагнеру на стене питерской синагоги... Ну, вы сами понимаете. Вывод: без цензуры никак. grigorich
Так же как свобода творчества есть всегда и везде, так и цензура есть всегда и везде, не надо рядиться в идиота, упавшего с Луны.
Если «творения» снимают со сцен театров, убирают с выставок и т.д., значит, цензура есть. Но кроме того, есть политическая цензура, выраженная в законе об экстремизме и других законах. То есть запрещенные произведения и есть авторы таких произведений, которых отправляют в места не столь отдаленные (Константин Душенов – наиболее близкий мне, как православному, пример). Это речь о государственной цензуре.
Но к государственной цензуре добавилась и отсутствующая в СССР корпоративная цензура, которую сегодня олицетворяет либеральный клан в СМИ, а также либеральные «худож-
ники».
Жесткая корпоративная цензура либеральных кланов в России мешает доступу к читателю и зрителю многих талантливых и нравственных авторов сегодня. Зато зеленый свет открыт для всех тех, чья цель как раз состоит в уничтожении культуры и морали. hitcliff
