4
В.В. Тиманцов. 1940 г.
Не учения, а война
Перед войной Владимир Тиманцов жил с родителями, старшим братом и сестрой в доме возле тверского мелькомбината, где отец работал токарем. Когда он умер, в столовую комбината устроилась мать. Однажды встретившийся во дворе механик предприятия Наумов предложил Владимиру продолжить отцовское дело. Ему доверили обслуживать четыре рифильных станка, перемалывающих зерно в крупу. После работы Тиманцов играл в духовом оркестре «Мукомол», увлекался футболом, участвовал в знаменитом матче с эмигрировавшими в СССР испанцами. В 1939-м его призвали на воинскую службу.
– Часть ребят, в том числе я, попали на Черноморский флот. Здесь вот они, – Владимир Васильевич протянул мне испещренную мелким почерком тетрадку:
«Гусев Алексей Тимофеевич (у проходной керамического завода). Погиб на эсминце «Беспощадный».
Новожилов Борис, улица Старо– или Новобежецкая, учился в аэроклубе. Погиб на лидере «Ташкент».
Зосимов Алексей Сергеевич, эсминец «Бодрый», после войны работал зам. директора К.Э.Т. (ТЭЦ-4).
Савельев Николай Васильевич, «Бодрый», работал на ТЭЦ-4, пенсионер.
Пушков Анатолий Гаврилович, Севастопольский экипаж, морская пехота, музыкант.
Яльчиков Виктор, дер. Константиновка».
Ниже списка был краткий рассказ о боевом пути эсминца «Бойкий», на котором Тиманцов всю войну прослужил котельным машинистом. Экипаж – 315 человек. За время войны преодолено 40 тысяч миль. Отконвоировано 54 транспорта. Проведено более 80 стрельб по позициям противника. На «Бойкий» сброшено 300 вражеских бомб, выпущено по нему 14 торпед. Огнем своей артиллерии он уничтожил 9 батарей противника, 17 плавающих мин, истребил свыше полка пехоты. При отражении воздушных атак сбил 3 и подбил 2 самолета. Торпедой потопил транспорт водоизмещением 8 тысяч тонн. Участвовал в высадке десантов под Одессой и Феодосией, в Новороссийской операции. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 февраля 1943 года награжден орденом Красного Знамени.
Много чего сохранила память старого матроса:
– 21 июня наш красавец «Бойкий» вернулся с учений на базу в Севастополь. Экипаж, как и положено, сделал генеральную приборку. Кто-то из матросов отправился в увольнение. Некоторые занимались на спортивных площадках у причала. Все происходило как обычно. Правда, после отбоя забегали рассыльные. Около двух часов ночи ударили колокола громкого боя, извещая о боевой тревоге. Один из кораблей на рейде дал трехразовый орудийный залп. Это означало «боеготовность номер один». Выбежав на палубу, я увидел, как в свете прожекторов самолеты без опознавательных знаков сбрасывают мины на фарватер. В этот день нашему экипажу представили нового командира капитан-лейтенанта Годлевского.
С первых дней войны Черноморский флот взял инициативу в свои руки, – продолжает Владимир Васильевич. – 26 августа отряд кораблей нанес огневой удар по главной базе румынского флота Констанца. Возник пожар на нефтеналивных сооружениях, складах. Но и мы понесли ущерб. При отходе наши корабли, развив скорость, пошли «на зигзаге». Это привело к потере параванов – устройств для обезвреживания мин. Лидер «Москва» угодил на мину и раскололся надвое. Много наших моряков погибло. Несколько десятков человек с раненым командиром Туховым подобрали румынские катера. На лидере «Харьков» в котлах лопнули водогрейные трубки. Ход был восстановлен благодаря мужеству котельных машинистов Каирова и Гребенникова. Они заглушили неисправные трубки, за что получили ордена Красного Знамени. Несколькими днями позже под Севастополем подорвался эсминец «Быстрый». На нем служил мой калининский сосед Коля Пономарев. Я потерял его след. Потом родственники Николая покажут мне похоронку на него, полученную ими в октябре 1943 года. Тогда погибли сразу три «вымпела». Видимо, на одном был Пономарев. После войны я узнал и о трагической судьбе Тухова. Он бежал из немецкого плена, вступил в партизанский отряд и погиб в бою под Одессой 5 марта 1944 года…
«Бойкий» устанавливал мины, нес дозорную службу. Но вскоре задачи изменились: конвоирование транспортов, нанесение ударов по вражеским позициям, высадка десантов. В первых числах августа «Бойкий» с несколькими эсминцами сопроводил из Севастополя в восточные порты корабли резервного флота. Были переведены вспомогательный крейсер «Микоян», недостроенные крейсеры «Фрунзе» и «Куйбышев», некоторые другие суда. Трудность заключалась в том, что они не имели своего хода. После этого эскадра обеспечивала огневую поддержку Приморской армии. Особая роль отводилась новым миноносцам «Бойкий», «Безупречный», «Бдительный», «Беспощадный». Они имели высокую скорость хода и мощные 130-миллиметровые орудия: на каждом корабле по четыре. Помню, 1 сентября в Одессу прибыл транспорт со снарядами. «Бойкий», другие эсминцы группы, находясь на рейде, прикрывали разгрузку.
Ощутив силу нашего огня, враг укрепил свою дальнобойную артиллерию. Только под Одессой им было установлено тридцать восемь орудий. В ночь на 7 сентября ожидалось прибытие в Одессу лидера «Харьков» с оружием для гарнизона. Корабль шел под флагом командующего Черноморским флотом вице-адмирала Ф.С. Октябрьского. «Бойкий», «Способный», «Дзержинский» и одна из береговых батарей получили задачу подавить дальнобойные батареи врага. Из-за опоздания «Харькова» наш огонь оказался преждевременным, однако обстрел порта с немецкой стороны прекратился. Однако когда «Харьков» приступил к разгрузке, в порту опять начали рваться вражеские снаряды. Эсминцы открыли ответный огонь, ведя его до той поры, пока «Харьков» не покинул гавань…
16 сентября началась перевозка из Новороссийска в Одессу 157-й стрелковой дивизии. 17 сентября транспорты «Абхазия», «Грузия» и «Днепр», шедшие под охраной крейсера «Червона Украина», эсминцев «Бойкий», «Безупречный», «Незаможник», подверглись внезапной атаке двух торпедоносцев и девяти бомбардировщиков. Несмотря на это, конвой доставил в Одессу 7 тысяч бойцов, полевые орудия, танки, автомашины. К 21 сентября переброска дивизии завершилась… Столько лет прошло, а разве забудешь эти эпизоды?– вздыхал Владимир Васильевич.
Героизм и «проказы»
Не забывать прошлое Тиманцову помогала книга о Черноморском флоте «Боевые походы». Среди авторов бывший командир «Бойкого» Георгий Годлевский.
– Частенько беру ее в руки, – говорил Владимир Васильевич. – Вчера, например, перечитал о высадке десанта в районе Григорьевки. Сложное было дело. Немцы наступали. Нашим в Одессе приходилось туго. Требовалось срочно осадить врага. И мы это сделали…
В книге эта операция отражена довольно подробно. Было задумано десантирование
3-го полка морских пехотинцев. Крейсерам «Красный Кавказ», «Красный Крым», эсминцам «Бойкий», «Безупречный», «Фрунзе» предписывалось принять полк 21 сентября в бухте Казачья (Севастополь) и в ночь на 22 сентября выполнить поставленную задачу. Корабли десантного отряда одновременно являлись кораблями артиллерийской поддержки. Полку необходимо было овладеть деревнями Чабанка, Старая и Новая Дофиновка, одной из господствующих высот и содействовать наступлению 157-й и 421-й стрелковых дивизий. Десантников прикрывала авиация флота. Заранее определили точку, где к крейсерам и эсминцам должен бал присоединиться отряд высадочных средств (канонерская лодка «Красная Грузия» и 10 сторожевых катеров). Командиром высадки был назначен контр-адмирал Л.А. Владимирский, а командиром десантного отряда – командир бригад крейсеров капитан 1-го ранга С.Г. Горшков.
В 13 часов 40 минут 21 сентября крейсеры «Красный Кавказ» и «Красный Крым», эсминцы «Бойкий» и «Безупречный» направились к цели. Немцы жестоко бомбили наши корабли. Им удалось потопить эсминец «Фрунзе». Из его команды погибло около 50 человек, 110 смогли достичь берега. Вышедший из Одессы отряд высадочных средств опоздал к условленному месту. По этой причине высадка заняла вместо одного часа три с половиной. Подойти к берегу мешало мелководье. Старшины баркасов крейсера «Красный Крым» И.Г. Дибров и эсминца «Бойкий» В.В. Васильев приказали матросам баркасных команд прыгать в воду. С криками «Полундра!», под огнем противника, в первый окоп вместе с десантниками ворвались матросы-корректировщики с «Бойкого».
Остаток ночи артиллерия «Безупречного», «Бойкого» и «Беспощадного» обеспечивала продвижение десанта. Немцы вели ответный огонь с берега, продолжали бомбить наши корабли с воздуха. Море кипело от взрывов...
В составе группы кораблей «Бойкий» участвовал в эвакуации Приморской армии из Одессы в Крым. Она началась 1 октября, закончилась 16 октября. Транспорты совершили 54, а боевые корабли – 33 рейса. Было эвакуировано 86 тысяч бойцов и 15 тысяч мирных жителей, вывезено 3625 лошадей, 1158 автомашин, 462 орудия, 50 танков и бронемашин, 163 трактора и 25 тысяч тонн военных грузов. В книге «Боевые походы» отмечается: «По своему замыслу и исполнению операция была проведена отлично». Позже, вместе с крейсерами «Червона Украина», «Красный Крым», «Красный Кавказ», другими кораблями, «Бойкий» эвакуировал войска, женщин и детей с Тендровской косы, из крымских портов Черноморск, Ялта, Евпатория, Феодосия.
Эвакуацию нашего гарнизона из осажденной Ялты В.В. Тиманцов описывал так:
– Ночью, в полной тишине, подходим к берегу. Моряки боцманской команды, соскочив в воду, вскарабкались на причал, чтобы «принять концы». Я был расписан на правый шкафут для установки дымовой завесы и разглядел, что творится на причале. Бросились в глаза два зубопротезных кресла, мебель и 500-литровые бочки, от которых тянуло запахом портвейна. Пока шла погрузка гарнизона, я и часть матросов «напроказили». Воспользовавшись суматохой, перетащили на полубак кресла, матрасы, а на правый шкафут две бочки с вином. Командир посадил на них дневальных, пригрозив карой тому, кто «приложится без разрешения». Голь на выдумку хитра. Во время отлучки дневального машинисты 1-го котельного отделения просверлили снизу верхнюю палубу и сделали дырку в бочке. От нее отвели шланг в котельное отделение. Когда возвращались в Севастополь, по всей акватории тянулся запах портвейна. После разгрузки мы выпустили весь запас снарядов по позициям вражеских войск под Бахчисараем…
Владимир Васильевич участвовал в высадке десанта в Феодосию. Операция называлась Керченско-Феодосийской. С первым и вторым десантным отрядами шли эсминцы «Бодрый», «Бойкий», «Способный», «Сообразительный». Юго-западный ветер сменился холодным, почти ледяным северо-восточным. По словам Тиманцова, над морем образовалось покрывало из пара толщиной от 10 до 20 метров. Но моряки выполнили приказ. Всего корабли флота доставили на Керченский полуостров 40519 человек, 236 орудий и минометов, 43 танка, 330 автомашин, большое количество боеприпасов, военного снаряжения и других грузов. Навсегда запало в память, как «Бойкий» вместе с эсминцем «Смышленый» и танкером «Эмба» переводил из Севастополя в Поти единственный сохранившийся на флоте плавучий док:
– При девятибалльном шторме буксиры рвались, как гнилые нитки, – рассказывал бывший матрос. – Ветер гнал док к турецкому берегу. Матросы из последних сил сращивали то и дело рвущиеся тросы. Док мы спасли, но дорогой ценой. Погибли двое с «Эмбы», больше десятка на эсминцах получили ранения.
«Мы вернем тебя, Севастополь…»
5 января 1942 года «Бойкому» поручили сопровождать линкор «Севастополь» – под флагом командующего эскадрой контр-адмирала Л.А. Владимирского он направлялся для поддержки 44-й армии.
Впереди шел, обстреливая скопление немецких войск у села Щебетовка, «Бойкий». Линкор же стрелял по сосредоточению боевой техники моторизованной дивизии немцев у села Старый Крым. Сильно качало волной, комендоры с трудом подносили снаряды. Для корректировки стрельбы линейного корабля командир корректировочного поста «Бойкого» лейтенант Г.Е. Беленький выдвинулся на линию передовых дозоров 44-й армии. Снаряды стали ложиться в цель. Линкор израсходовал 168 фугасно-осколочных снарядов калибра 305-мм и лег на курс отхода. «Бойкий», выпустив 60 снарядов, отправился следом. Развив скорость до 22 узлов, корабли благополучно вернулись в Новороссийск…
8 января «Бойкий» доставил в Феодосию полубатальон связи (450 человек), а с ним 3 походные кухни, 15 тонн боеприпасов и продовольствия. Разгрузка заняла два часа, включая время, потраченное на ремонт подорванного причала…
С горечью вспоминает Тиманцов 30 июня 1942 года, когда в войска пришел приказ оставить Севастополь:
– Вся деятельность нашей эскадры была связана с этим городом. За 250 дней обороны она совершила 207 рейсов, доставила свыше 90 тысяч бойцов и офицеров, 21 тысячу тонн грузов. В Севастопольской бухте погибли крейсер «Червона Украина», эсминцы «Совершенный», «Свободный». При прорыве блокады трагический список дополнили эсминцы «Безупречный» и «Дзержинский». Были потери и в Новороссийске – лидер «Ташкент», эсминец «Бдительный». Лидер «Харьков», эсминцы «Незаможник», «Беспощадный», «Бодрый» получили тяжелые повреждения. И моряки, и пехотинцы плакали и клялись: «Мы вернем тебя, Севастополь», – глаза Владимира Васильевича наполнились влагой…
Положение на Черном море изменилось. Гитлеровцы привлекли более 100 Ю-88 и Ю-87 и несколько десятков Хе-111, использовавшихся как торпедоносцы. Кроме того, были переброшены немецкие и итальянские торпедные катера и подводные лодки. К исходу июля 1942 года флот противника состоял из вспомогательного крейсера, 4 эскадренных миноносцев, 3 миноносцев, 4 сторожевых кораблей, 3 канонерских лодок, 7 подводных лодок. Сюда следует добавить 16 торпедных катеров, 13 тральщиков, 30 сторожевых катеров и примерно 100 самоходных барж. Немецкая авиация имела на морском направлении около 300 самолетов. Наши силы состояли из линкора «Севастополь», крейсеров «Слава», «Ворошилов», «Красный Крым», «Красный Кавказ». Мощной оставалась группа эсминцев: «Сообразительный», «Способный», «Бодрый», «Бойкий», «Беспощадный», «Железняков» и «Незаможник». А вот сторожевых кораблей было всего два – «Шторм» и «Шквал». Позже к этой группе добавится находившийся в ремонте до конца августа лидер «Харьков». Крейсер «Коминтерн» после боевого повреждения 16 июля окончательно вышел из строя и был разоружен. Наша авиация насчитывала 242 самолета, но для прикрытия баз и кораблей можно было использовать от силы 50–60 истребителей.
– Усиление врага заставляло моряков действовать хитрее, – продолжал Тиманцов. – В ночь на 1 октября из Поти к Ялте вышли эсминцы «Бойкий» под флагом командующего эскадрой Владимирского и «Сообразительный». Предстояло уничтожить суда противника, разрушить склады и сооружения в Ялтинском порту. В полдень в районе Синопа нас обнаружил вражеский воздушный разведчик. Чтобы сбить его с толку, мы легли на ложный курс в направлении Анапы. Только с наступлением темноты оторвались от разведчика и вновь изменили курс.
Как следует из книги «Боевые походы», в 23 часа 20 минут 2 октября «Бойкий» и «Сообразительный» с дистанции 110 кабельтовых открыли огонь по Ялтинскому порту, «производя залпы через каждые десять секунд». Пятибалльный восточный ветер развел волну, каждый залп приходилось давать с приходом кораблей «на ровный киль». Эсминцы израсходовали 406 снарядов 130-мм калибра, вызвав два крупных пожара и несколько мощных взрывов. Немецкие береговые батареи вели ответный огонь. «Бойкий», следуя концевым, стал сбрасывать «патроны Гольмса», прикрепленные к поплавкам, и дымовые шашки. Карбид патронов, соприкасаясь с морской водой, давал яркие вспышки. Вражеские артиллеристы начали стрелять по ним, и пока они осознали, что попались на приманку, наши корабли вышли из опасной зоны.
Наказание и награда
– У многих нет правильного понимания роли корабельных кочегаров, – посетовал Владимир Васильевич. – А она очень важна. Котловое хозяйство – огромный механизм. От него зависит скорость, маневренность, маскировка корабля, его живучесть. Машинисты трех наших отделений денно и нощно следили за работой 25 котловых форсунок. Каждая в час подавала в топку одну тонну мазута. Запас мазута в 520 тонн обеспечивал двадцать часов полного хода. В турбинных отделениях жара, грохот. Не каждый выдержит. В отделении было по девять человек: на вахте по четыре, в две смены. При объявлении боевой тревоги свободный машинист устанавливал дымзавесу. Белая завеса – водяной пар. Черная – пар с мазутом. А еще, как я уже сказал, свободные от смены машинисты подавали снаряды к корабельным пушкам. А снаряд весил два пуда…
Однажды Тиманцов и его напарник совершили подвиг. Рядом с эсминцем взорвалась мина. В котлах лопнули водогрейные трубки. По ним под давлением 39 атмосфер подавался пар, нагретый до 500 градусов. Потерявший ход корабль мог стать добычей вражеских самолетов. На Владимира Тиманцова и Федора Дятлова надели асбестовые костюмы, лица моряков смазали специальным жиром, и они поочередно полезли в раскаленную топку для заглушки разорванных трубок. В наградном листе к медали «За отвагу», которым приказом командующего Черноморским флотом №83с от 20 декабря 1942 г. был награжден Тиманцов, значится: «…во время одной боевой операции в котле лопнули трубки, корабль потерял ход, и тов. Тиманцов в раскаленном котле заглушил 37 трубок. Несмотря на ожоги, боевую вахту не оставил до прихода на базу».
Статус награды мог быть выше, если бы…
– Провинился я, – признался Тиманцов. – Когда приходили в Поти или Батуми, мирная обстановка расслабляла. На рынке шла торговля, по набережной ходили люди с детьми, не было светомаскировки. Деньжонки у матросов водились. Мы наведывались в рестораны, на концерты, знакомились с девушками. Главстаршина Колосюк встретил тогда будущую спутницу жизни… А наш Винниченко, хорошенько поддав, прыгнул в Поти с моста через реку Риони. К причалу бедолагу везли на тележке, запряженной ослом. На корабле в это время находился командующий флотом Ф.С. Октябрьский. Винниченко и еще двое матросов получили по два наряда вне очереди. Осенью 1942 года «отличился» и я. «Бойкий» остановился в Батуми. Команде разрешили увольнение. С товарищами я побывал в «Уфа-паласе» на концерте Тамары Ханум. Потом решили пополнить винный запас. Взяли на складах по накладной несколько ящиков с чачей, бурдюков с портвейном. На борт товарищи несли меня на руках. Картину увидел особист корабля Бондарь. Доложил куда надо, и меня исключили из комсомола. Это мне и аукнулось: краснофлотец Дятлов получил орден Красного Знамени, а я хотя и высокую, но все же – медаль.
Но на этом мои похождения не закончились, – откровенничал Тиманцов. – Узнав, что прибыли офицеры для набора команды на Калининский фронт, я пошел в самоволку, надеясь, что окажусь в списке. Как и рассчитывал, был задержан патрулем. Ну, думаю, зачислят меня теперь в отбывающую команду. Как бы не так! Но на гауптвахте меня отыскал наш боцман мичман И.С. Финошкин: «Хватит дурака валять. Собираемся в море, надо приводить в порядок котлы». Больше нарушений я не допускал. И хотя заявление о восстановлении в комсомол не писал, по прохождении кандидатского стажа, в 1944 году был сразу принят в ряды ВКП(б).
…«Бойкий» оставался в гуще событий на Черном море. Доставлял войска из Туапсе в Сочи, действовал у западного побережья, обстреливал позиции врага у Ялты и Феодосии, обеспечивал огневую поддержку наступления 47-й армии, вел огонь по аэродрому в районе Анапы, перевозил военные грузы, участвовал в перехвате судов противника. Однажды он подвергся нападению трех торпедных катеров противника, но отразил атаку. Следом налетели самолеты, однако зенитчики отогнали их огнем. 10 апреля 1944 года немцы изгоняются из Одессы, а 9 мая из Севастополя. Активность немецких судов и авиации идет на убыль, румынский и болгарский флоты капитулируют.
В этот период Владимир Тиманцов участвовал в выполнении ответственного задания. Согласно приказу наркома ВМФ СССР Н.Г. Кузнецова он был зачислен в отряд спецназначения из пяти тысяч человек. Отряду надлежало отбыть по железной дороге в Германию для приемки судов, передаваемых побежденной стороной в виде репараций. Переход из Ростока на Черное море на бывшем немецком тральщике «Зибен» (всего в группе насчитывалось 10 тральщиков) был полон опасностей и романтики. Довелось побывать в английском порту Плимут, в других зарубежных портах, видеть вблизи акул, уклоняться от мин или расстреливать их.
Прослужив на «Бойком» до 1949 года, Тиманцов женился на приглянувшейся ему девушке из Бахчисарая. Ее звали Евдокия. Демобилизовавшись, отбыл с нею на родину. Здесь Владимира ждала работа сначала на мелькомбинате, затем на ТЭЦ-4, где опыт котельного машиниста, полученный на эсминце «Бойкий», ему очень пригодился. Вместе с Евдокией Захаровной вырастили они сына Анатолия и дочь Галину. Анатолий служил на Новой Земле, стал капитаном второго ранга. Тяжело заболев, в 1996 году ушел из жизни. А Галина с семьей проживает в Твери.
«Исключили за «длинный язык»
Славный, интересный он прошел путь – и боевой, и трудовой. Правда, и на гражданке с Владимиром Васильевичем случались приключения. Точнее сказать, злоключения. Передо мною два лаконичных документа:
«Подтвердить решение Калининского промышленного обкома КПСС от 25.VI.1963 года об исключении Тиманцова из членов КПСС за недостойное поведение коммуниста, считать возможным вернуться в течение года к рассмотрению вопроса о партийном положении Тиманцова В.В. при наличии ходатайства первичной партийной организации и райкома партии о восстановлении его членом партии.
Председатель комиссии ЦК КПСС Н. Шверник».
«Удовлетворить ходатайство Калининского обкома КПСС от 22.III. 1966 во изменение решения Партийной комиссии ЦК КПСС от 7.Х. 1963 г. восстановить т. Тиманцова в члены КПСС.
Председатель Пельше».
– Исключили меня «за длинный язык», – рассказывал Тиманцов. – Я Хрущева Никитку не любил за то, что он опорочил Сталина. И сейчас наветов на Иосифа Виссарионовича много. Но мое поколение относилось к нему с почтением. Он создал великую страну, заботился о народе. Пусть наша молодежь знает: при Сталине цены на товары для народа снижались ежегодно. В магазинах можно было купить мясо, молоко, колбасы, сыры, масло и такие деликатесы, как икра и крабы. При Хрущеве цены начали расти, полки оскудели, за хлебом образовались очереди. Кто в деревне, тому было легче это перенести. Помогало личное подворье. А в городе иметь подворье запрещалось. Но я, чтобы прокормить семью, нарушил запрет, завел в сараюшке свинью. Ну, и кто-то настучал. Пригласили меня на партбюро, я в выражениях не стеснялся, и на партсобрании ТЭЦ меня исключили из КПСС. Формулировка: «За непартийное поведение, неуплату членских взносов и клевету на советскую действительность». На бюро обкома формулировку смягчили, но исключение осталось в силе.
Трижды ездил он в Москву на разбирательство своих жалоб, и после трех лет мучительной волокиты, изведя множество бумаги и чернил, добился-таки восстановления в партии.
«Тельняшка грудь мою сдавила…»
Много лет Владимир Васильевич переписывался с капитаном первого ранга в отставке Г.Ф. Годлевским.
– Это был очень грамотный, волевой человек, – вспоминал Тиманцов. – Последнее письмо от него я получил в январе 1964 года:
«Здравствуй, дорогой Владимир Васильевич!
Большое тебе спасибо за подробное письмо о своих товарищах. Поклон твоей супруге и привет семейству. Привет тебе от бойковцев. Списки нужны мне для книги о «Бойком»...
Все твои сведения из первого и последнего письма я использую для своих работ. Они очень для меня ценны. Ты же нашел еще кого-то из бойковцев? Но где же их адреса? Приезжай ко мне в Севастополь с женой в гости. Если буду в Москве, загляну в твою берлогу – это где-то в лесу – Калинин? Вчера был у Александра Ивановича Андреева. Помнишь, штурманский электрик. Он здесь живет и работает в торговле начальством. Болит у меня сильно мое плечо – едва двигаю левой клешней, и все не проходит. Еще раз спасибо.
До свидания. Жму крепко руку. Ваш Годлевский».
Примечание В.В. Тиманцова в конце письма: «После этого письма он проезжал через Калинин дважды в Ленинград и обратно из Ленинграда в Севастополь. В живых увидеть не пришлось. Ездил на похороны в первых числах апреля 1964 г.»
На похоронах Георгия Федоровича Тиманцов познакомился с адмиралом Ф.С. Октябрьским. Произошло это так. Владимир Васильевич подошел к оркестрантам. Они разрешили ему играть на барабане и тарелках.
– Все оркестранты были в морской форме, один я в штатском, но меня это не смущало. Гляжу, в первых рядах Октябрьский и начальник техслужбы флота контр-адмирал Стаценко. Я его помнил с тех пор, когда он был капитаном второго ранга, начальником техотдела эскадры. Не раз приходилось подписывать у него накладные на ГСМ и запчасти. Стаценко меня подозвал: «Филипп Сергеевич интересуется, что это за гражданский во флотском оркестре?» Докладываю Октябрьскому: «Товарищ адмирал Флота Советского Союз, я ваш земляк, бывший краснофлотец с «Бойкого» Тиманцов». Иллюстрацией к портрету Владимира Васильевича могут служить извлечения из его многочисленных записных книжек:
Тельняшка грудь мою сдавила,
Фланель на плечи налегла.
Фуражка с лентой и кокардой
Мою свободу отняла.
.....................
Все меньше нас, войною опаленных,
Приходит к месту наших давних встреч.
Все реже письма носят почтальоны,
Все чаще доктор просит нас прилечь.
Родина воздала должное моряку-черноморцу, отметив его двумя орденами «Отечественной войны» II степени, медалями «За отвагу», «За оборону Севастополя», «За оборону Одессы», «За оборону Кавказа», «За Победу над фашистской Германией»… Владимир Васильевич переписывался с дочерью Ф.С. Октябрьского Риммой Филипповной, ездил на праздники в Севастополь (побывал здесь тринадцать раз). Во время одной из таких поездок ему посчастливилось посетить большой противолодочный корабль, унаследовавший название «Бойкий». В начале 80-х им командовал другой наш земляк, уроженец города Белого Николай Масорин, ставший впоследствии адмиралом флота, главкомом ВМФ.
– Наверное, я последний живой матрос с эсминца «Бойкий», – говорил Тиманцов. – Жалко, что не с кем завести мне теперь песню нашего экипажа: «Буруны винтом поднимая, несется наш «Бойкий» вперед, Отчизну свою защищая, дозорную службу несет…» Но радует, что память о подвиге моряков в годы войны живет, передается молодому поколению.
Представляю, как радовался бы Владимир Васильевич, если бы он дождался возвращения Севастополя и Крыма в Россию. Увы, не дождался…
Валерий КИРИЛЛОВ
г. Тверь
