Вальс Свиридова

Заснежило, завьюжило. Вот и Новый год постучался в двери. Глядя на расчищенный городской двор, я подумал о Борисовых: как они там, в глубинке? Наверное, отворотку от проселка до Паньковской горки так замело, что и на уазике не одолеть.

Познакомился я с этой семьей летом 2004-го. Прочтя скромную заметку о ней в районной газете «Андреапольские вести», отправился в путь, вырулив через полтора часа на пологий холм. На нем величественно царствовал над округой рубленный из толстых бревен, со спутниковой антенной на фронтоне, дом. Ощутив незнакомого человека, забрехал в вольере истомившийся от июльского зноя сенбернар. Вскоре, сидя во дворе за сколоченным из грубых досок столом, мы беседовали с Борисовыми, старшими и младшими, о том, что завлекло их в тверскую глубинку, и каково им здесь живется.

– Мое Поташово рядом было, но давно уже исчезло с лица земли, – вспоминала Валентина Федоровна. – Взрослых мужиков война выкосила, как и отца моего, Федора Абрамовича Громова. Под Ямполем в безвестной могиле лежит. Брат его, Леонид Абрамович, стал заместителем председателя Верховного суда РСФСР, председателем Московского городского суда. Выйдя на пенсию, любил отдыхать в родных краях и оставил замечательное описание местной истории и природы с собственными иллюстрациями. Жилось в первые послевоенные годы тяжело. Поэтому в 1949-м мама с тремя дочерями подалась к родственникам в Гатчину. Вырастила, выучила нас. Лидия Федоровна работала в школе, Софья Федоровна – в отделе кадров на производстве, я преподавала в институте, – она перевела взгляд на  внучку. – Вот и Дашу скоро надо учить, а где? 

– В Тогоди, а потом видно будет, – заметил сын Валентины Федоровны Дмитрий Иванович. – Да, Ир? – ласково взглянул он на сошедшую с крыльца русоволосую, стройную, как березка, жену.

– Главное – желание иметь, – попыхивая сигареткой, вступил в разговор отец Дмитрия Ивановича Иван Андреевич.

Человек он, как выяснилось, бывалый. После окончания Ленинградского горного института искал нефтегазовые месторождения в Восточной Сибири по правым притокам Енисея: Подкаменная Тунгуска, Курейка, Сухая Тунгуска, Нижняя Тунгуска, юг Таймыра – по реке Маймече, притоку Хатанги. После Сибири в качестве начальника отряда сейсмической партии и оператора сейсмостанции работал в средней полосе России и в Средней Азии. Впрочем, положенный отпуск он всегда проводил с семьей, уезжая в Паньково. Останавливались у дяди Валентины Федоровны – единственного из трех родных братьев Громовых, кто остался жить в деревне. Здесь Дмитрий так пристрастился к пчеловодству, что ему был подарен улей. На зиму его увезли в Ленинград, установив на балконе, но  случилось то, что описано в стихотворении Агнии Барто «Пчелиный яд»:

Пчеловод разводит пчел,

Одного он не учел,

Что они, в конце концов,

Пережалят всех жильцов.

…Все кричат: – От ваших пчел

Нет покоя людям!

Мы составим протокол,

Жаловаться будем!

Пришлось вернуть улей в деревню. Окончив школу, Дмитрий поступил в институт авиационного приборостроения, где мама преподавала иностранные языки. Охотно взявшись за учебу, про пчел не забывал, проводя лето на пасеке у родственника под Гатчиной. А затем Валентина Федоровна и Иван Андреевич, выйдя на пенсию, осуществили мечту семейства – купили в Панькове пустовавшую избу, поставив на участке собственные ульи. Через два-три года пасека насчитывала 63 улья. 

Дмитрий, получив диплом инженера-радиофизика, уже твердо знал, что без пчел ему никуда. Оставшись с родителями в Панькове, он поступил на заочное обучение в Академию пчеловодства в городе Рыбное Рязанской области. Определилась его судьба и в другом плане: от Панькова до новгородской деревни Тогодь, где жила Ирина, полтора километра. Отец будущей супруги Василий Александрович работал там главным лесничим, а мама Татьяна Ивановна – экономистом.

 

Беда пришла нежданно. В одно из половодий обычно мелководный Большой Тудер разлился так, как не разливался никогда. Разрушив дом и хозяйственные постройки, он унес все ульи. Глядя на опустошение, Валентина Федоровна спросила у сына и мужа:

– Как жить дальше будем, родные?

– Заново строиться! – заявил Дмитрий.

Иван Андреевич сына поддержал. Продав квартиру в Санкт-Петербурге, Борисовы на вырученные деньги возвели в Пань­кове новый дом. Правда, не у подножия холма, где находилась старая усадьба, а на возвышении – страховка от опасных половодий. К дому прибавились баня, теплица, новые ульи, колесный и гусеничный тракторы. Завели цесарок, двух свиней, кроликов. Земли на все про все не хватало, поэтому оформили право собственности на 4,5 гектара земли, где развели сад из семидесяти яблонь, стали выращивать картофель и медоносное растение фацелию. Климат в этих местах особенный. Зима приходит недели на полторы позже, чем  в райцентре, весна – раньше. В теплице вызревают арбузы, на склонах холмов успевает созреть даже уссурийский виноград.

За хозяйскими заботами новоселы не уставали совершенствовать свое жилище. В нем появились водопровод, канализация, к обычной русской печке добавился современный обогревательный модуль. Места занимает мало, тепла дает много. Задумались было о покупке коровы, но, поразмыслив, отказались от этой идеи. Корова требует много времени, а оно и без того ограничено. Чтобы получать доход от пасеки, с марта до глубокой осени надо крутиться без остановки. Пчелы – существа чувствительные. Небрежности, равнодушия не прощают. Прежде всего надо учитывать продуктивное расстояние лета. В Тверской, Новгородской, Псковской областях оно не превышает двух километров. Если расстояние больше, пчела что принесет, то и потеряет. Медоносов в радиусе двух километров от Панькова 1250 гектаров. Этого достаточно для сорока-пятидесяти ульев. Остальные Дмитрий Иванович вывозит на другую площадку, которая на пчеловодческом языке называется «точок». В общем, как в поговорке – глаза страшились, а руки делали…

– Митя любит, чтобы все было с размахом, красиво. И мы с мужем, и невестка наша – все ему помогаем, – говорила Валентина Федоровна. – Как иначе? Конечно, город нам многое дал. Хорошее образование, воспитание. Мы ему многим обязаны. Но и деревне мы обязаны. Здесь наши корешки. Я считаю, в деревне надо не выживать, а жить. Значит, строить, рожать детей…

 

После нашего знакомства не припомню такого года, чтобы мы не встречались. Это позволяло мне быть в курсе происходящего в семье Борисовых и в их фермерском хозяйстве «Пчелка».

Самое главное событие – у молодых появился сынишка Павел. Произошли и менее значимые, но по-своему важные события. С приобретением высокоудойных коз не надо теперь Борисовым ездить за дешевым молоком в Тогодь. Возведены просторный гараж, мастерская, две теплицы для выращивания огурцов и помидоров. Неприхотливый новый УАЗ пришел на смену старому «Форду», а для поездок в Санкт-Петербург наготове импортный внедорожник.  А что на основном «фронте» – медовом? И здесь перемены.

– Количество ульев у нас достигло двухсот. Вторая пасека оборудована в новгородском Апольце. Вокруг медоносов и основной пасеки установлен «электропастух». Ирина оформилась в Холмском районе по программе «Пчеловодство». Полученные деньги были направлены на развитие фермерского хозяйства. Купили электрическую медогонку, инвентарь, спецодежду, сетку, дымари, литературу по пчеловодству. Часть средств израсходована на приобретение пчеломаток, пыльцы, вощины. Собираюсь сделать наблюдательный стеклянный улей. Рамки в нем в один ряд, все пчелы на виду. На ночь стекла будут закрываться ставнями, – перечислял Дмитрий Иванович.

Год на год не приходится. Например, в 2010-м лето выпало жаркое, растения высохли, медосбор оказался рекордно низким. В 2011-м с погодой повезло. Не все культуры оказались медоносными, а фацелию Дмитрий Иванович решил вообще не сеять – «пусть землица отдохнет». Зато отменно цвели в начале лета одуванчик, сныть, малина, клевер, иван-чай, душица. А еще хорошо цвела липа. Такой обильный нектар с нее можно брать раз в восемь-девять лет. Так что меда в сотах оказалось много, причем с прекрасными вкусовыми качествами. В тот год наше хозяйство удостоилось Почетной грамоты Тверского областного департамента по социально-экономическому развитию села. Следующий год по части медосбора оказался средним, зато в 2013-м и 2014-м пчелки поработали на славу. Кстати, один улей при заботливом внимании и благоприятной погоде дает 30–40 килограммов ценного продукта. Помножим на количество ульев, и получится валовой сбор  6–8 тонн. Кажется, найти покупателей на такое количество непросто, но такой проблемы у Борисовых не существует. За медом к ним едут из Москвы, Санкт-Петербурга, Новгорода, Твери. Помимо меда, Борисовы реализуют пыльцу, прополис, забрус, подмор, которые используются в лекарственных целях. Сам не раз был свидетелем: на осенней ярмарке в Андреаполе продукция «Пчелки» расходится  очень быстро. Представлял Дмитрий Иванович медовую продукцию и на ярмарке в Твери. Популярность не кружит голову. Фермер не устает учиться мастерству. Знакомится с новинками литературы, извлекает кое-что полезное из интернета, обменивается опытом с пчеловодами из разных областей России. Можно часами слушать рассказ Дмитрия Ивановича о пчелах, истории пчеловодства, сортах меда, новых технических новинках, о том, как следует покупать и хранить мед.

 

В летнюю пору рабочий день на пасеке начинается в 10 часов и заканчивается в 22–23 часа. Нужно осмотреть пчелиные семьи, отобрать рамки с медом, откачать и расфасовать мед. Кроме того, начинается период его активной реализации… 

Но и зимой, когда пчелы засыпают, дел не переделать. Нужно накормить свиней, коз еще и подоить. А еще – заготовить дрова, отремонтировать неисправные ульи и рамки, приобрести лекарственные препараты, инвентарь. И, конечно, требуется постоянный пригляд за тем, как пчелы переносят зимовку. Создавать гармонию бытия Борисовым помогают увлечения, которые в этой семье есть практически у каждого. 

Валентина Федоровна, например, любит русскую, советскую классику. Разговорились мы как-то о творчестве Николая Рубцова, она возьми и прочти:

Россия! Как грустно! 

Как странно поникли и грустно

Во мгле над обрывом 

безвестные ивы мои!

Пустынно мерцает 

померкшая звездная люстра,

И лодка моя 

на речной догнивает мели…

Иван Андреевич вечерами неторопливо систематизирует свою коллекцию из пяти тысяч репродукций с картин русских и западноевропейских живописцев. Собирать их он начал в студенческую пору... Под настроение бывший геолог берет в руки гитару и душевно поет песни геологов. В том числе свою любимую:

В тайгу заброшены судьбой суровою,

Вдали от дома, бани и пивной,

Давно не мытые, давно не бритые

Сидим в палатке рваной и сырой…

У Ирины Васильевны своя страсть. Выпускнице биофака Новгородского пединститута близко все, что связано с растительным миром. А еще она любит шить, вязать, вышивать. Даша, она учится сейчас в девятом классе Тогодской школы, увлекается живописью, биологией, знает, как и мама, множество видов растений. Павлик, первоклассник, в своих увлечениях окончательно не определился, но питает интерес к пчелам. А сам руководитель «Пчелки»  любит подводную охоту на Ловати, чтение и фортепьяно. Из писателей Дмитрий Иванович предпочитает Ивана Шмелёва, Ивана Бунина и Джеральда Даррелла, из композиторов ближе Чайковский, Огинский, Свиридов, а любимое произведение – вальс Свиридова к повести А.С. Пушкина «Метель».

– По-моему, музыка Георгия Васильевича Свиридова, как никакая другая, передает мощь, страсть, красоту русского характера, – считает Дмитрий Иванович. – Она полна оптимизма, экспрессии. Играешь, и какая-то таинственная, окрыляющая, могучая открывается вдруг стихия, в которой ощущаешь себя до боли своим, русским человеком. Эта вечная музыка помогает нам жить.

Услышав от него это рассуждение о любимом и мною композиторе, я подумал: «Как ни старайся телевизионные деградаторы оболванить нас шансонами, криминальными боевиками, «домами-2», русская культура настолько живуча, что никуда не исчезла из народной жизни. Она лишь временно отступила туда, где по-прежнему ощущает себя своей. В провинцию, униженную, обездоленную, обобранную, но не сломленную,  хранящую в себе ген нового возрождения». И может быть, сейчас, когда я пишу эти строки, Дмитрий Иванович, отужинав и «подбив» за компьютером итоги своего рабочего дня, под круговерть разгулявшейся новогодней метели вдохновенно играет божественную музыку Свиридова. Гения, который вышел из провинции, любил, понимал ее и болезненно воспринял паразитический либеральный капитализм как чуждое, опасное для России явление:

 

«…народ наш, уже во второй раз в нашем столетии, лишен национального признака. В первый раз это было после Октябрьского переворота, ныне отвергаемого теми, кто на деле совершил его вновь, выполняя замысел уничтожения России как Государства и истребления нас как нации, целиком. И выродившиеся русские поощряют самоистребление в своей тупости, низости и слепоте».

«Новый фашизм родил новый тип войны. Война-истребление, война-мясорубка, война-бойня почти без всякого риска для фашистской стороны, на основе материального, технического превосходства, когда нападающая сторона агрессоров теряет 200 человек, а нация – жертва, обречена на заклание. Воскрешение древних дохристианских идей – религиозного истребления целых народов, приносимых в жертву новым мировым владыкам, злодеям, которых еще не знал мир».

«В чьих руках воспитание? Насаждение чужих навыков, художественных систем, чужих идей под видом «новых средств выражения». Сотни тысяч начетчиков от музыки, объясняющих народу, что он туп, истинное искусство не понимает, не дорос до него. К русскому народу – снисходительное отношение, пренебрежение прививается… Мобилизовано национальное сознание целых народов, коим внушена мысль об их извечном превосходстве перед всеми другими… Такая любовь сейчас к ничтожному… К коммерческой эстраде, что приобрело громадное значение у людей. Пичкают людей. Мне не совсем понятно, почему это делается. Государственный разум должен говорить, что нельзя людей пичкать без конца дрянью».

 

Дмитрий Иванович убежден: перемены необходимы. И то, что я услышал из его уст, не огульная критика обывателя, а искреннее, трезвое, взыскательное рассуждение человека, ощущающего себя преданным сыном своей земли, видящего ее насущные проблемы, что называется, изнутри:

– Досадно сознавать, как погибает деревня. Чтобы понять масштабы бедствия, нужно всего лишь вооружиться картой. Только не советской, а дореволюционной. На ней видно, что вся наша местность была густо заселена. Было множество усадеб и церквей, красота и гармония которых прослеживается даже в развалинах. Разум отказывается верить, что все это ушло навсегда…

– Как же надо не любить нашу деревню, чтобы в ней сеяли не для людей, а для зверей. В Крючкове люди по ночам костры жгут на огородах, чтобы кабаны не вырыли картошку. И все из-за того, что кому-то из богатеев надо один раз в год поохотиться. Сельское хозяйство превратили, видите ли, в сафари…

– Мелкая душа придумала это название – «поселение». Получается, нас, деревенских, рассматривают как находящихся на вольном отбывании наказания. Необходимо вернуть прежнее название «сельский округ». А если заглянуть в историю, всегда пользовались названием «волость». 

– Главное в воспитании детей – дружеские, искренние и открытые отношения в семье. Телевизор мы смотрим крайне редко. В основном новостные программы. Телевидение у нас пагубное, заразное.

– Это неправда, что сельская школа дает слабые знания и потому, мол, наши дети реже городских детей поступают в вузы. Я убедился: в сельской школе есть все возможности для полноценного развития личности. Учеников в классе мало – так это не минус, а жирный плюс! В городах люди огромные деньги платят за индивидуальное обучение, а у нас оно в порядке вещей. Причем совершенно бесплатное…

– Если у человека отнять имя, он неизбежно обезличивается. То же самое происходит с нашими деревнями. На отрезке от Андреаполя до Панькова у многих населенных пунктов не обозначено имен, хотя они еще живые. Выходит, кто-то со стороны поставил на них крест. 

– То, что делает наш президент Владимир Владимирович Путин для укрепления России,  я приветствую. Считаю, что он проявил большое мужество и твердую позицию при возвращении Крыма в лоно российской государственности. Однако в целом России недостает государственных деятелей с развитым чувством национального достоинства. 

Сравнивая рассуждения Дмитрия Ивановича с пустобрехством отдельных «новоэлитчиков», я ловлю себя на мысли: «Почему не зовут его во власть? И внешностью  выдался. Высокий, статный. И умом, образованием, воспитанием не обделен. И жизнь народную знает не из книжек и кинофильмов, а конкретно, на личном примере. И в суждениях самостоятелен, смел. Кому, как не таким представлять народ во властных структурах! В той же Госдуме? В Законодательном собрании Тверской области? И не потому ли заказан им туда путь, что привнесут они с собой дух заступничества за русскую деревню. Дух правды о том, как неправедно, уродливо, бесперспективно мы живем и что нужно сделать, чтобы мы жили лучше, справедливее, чище?» 

Терзается душа Дмитрия Ивановича и по иному поводу – что-то, по его словам, «сделалось» с самим народом:

– Власть ругаем, а сами – кто?! Боимся деревенского труда, бежим от родной земли в большие города охранниками, кухарками, грузчиками к нуворишам. Лень стало покрасить дом, подправить палисадник, убрать мусор? Сами себя загоняем в небытие. Но восстановить крестьянство, если оно исчезнет, практически невозможно. Крестьянин – часть природы, а в природе случаются безвозвратные процессы. В Большом Тудере водилось много форели. Потом людям стало негде работать, нечего есть, и они изобрели варварские электроудочки. Результат: рыба погибла от рук браконьеров, за двадцать лет так и не появилась…

Но дело наше не безнадежное. По жизни-то как бывало: кажется, никакого не остается просвета, мрак вселенский, погибель всему и вся, но народ наш не опускал мозолистые руки, не сникал душой и поднимал страну и себя из небытия. Станет ли в русской деревне больше «островков» созидания, подобных тому, что создали в Панькове Борисовы? Если мысленно окинуть взором Верхнее Подвинье, откроется пестрая картина. С одной стороны – безжизненное пространство. С другой – возвели новые фермы в Козлове предприниматели Дмитриковы, расширяет производство (откорм молодняка крупного рогатого скота, разведение страусов и карпа, выпуск колбасных изделий) семейство Крыловых в Любине... Оживилось животноводство в Заборье… Впрочем, надо признать: «островков» этих пока ничтожно мало по причине скудного финансирования аграрной отрасли. 

– Поддержка крестьянина сверху заключается в основном в политике «невмешательства». Выживешь – хорошо. Не выживешь – никто не заметит. Деревня зацепилась за край пропасти, замерев: а дальше что со мной сделают? – рассуждает Дмитрий Иванович. – Или ударят по «пальцам», которыми она держится за этот край. Или с помощью государства потянут наверх. Или, если не станут сильно мешать, сама как-нибудь выкарабкается. Не хочет она исчезать с лица земли.

Когда-то Николай Рубцов написал: «В этой деревне огни не погашены, ты мне тоску не пророчь…» С тех пор, как родились эти строки, погасли огни во многих русских деревнях, от иных и следов уже не осталось. Однако в десятках тысяч их, вопреки разору, безверию, окна не перестали светиться. Этот непогасший свет оставляет русскому сердцу надежду. Больше того, в последнее время происходит нечто такое, и судьба Панькова тому подтверждением, что дает основания думать: удержится, выстоит основа русского мира – наша родная деревня. А выстоит деревня, и Россия выстоит!

 

Валерий КИРИЛЛОВ

Андреапольский район,

Тверская обл.