Так уж получилось, что документальный фильм «Последний эшафот. Дело нацистских преступников» («Звезда», 2009 г.) мне довелось увидеть лишь на днях.
Это страшные истории о двух палачах, русском и украинце, служивших фашистам.
Первый – слесарь, мелкий спекулянт Иван Морозов. Он дезертировал из РККА в 1941 году. Немцы схватили его в Киеве и отправили в располагавшийся неподалеку от Бабьего Яра Сырецкий концлагерь, своеобразный филиал Заксенхаузена, место смерти нескольких тысяч советских граждан. На Нюрнбергском процессе Владимир Давыдов, один из чудом уцелевших узников этого лагеря, выступал свидетелем обвинения.
Морозов, усердствуя перед лагерным начальством, стал прислужником гитлеровцев, истязал пленных, особенно евреев, и за полгода дослужился до должности сотника. От его жестокости содрогались даже немцы. Именно он пытал нескольких киевских футболистов, участников знаменитого матча «Динамо» – «Flakelf» («Германские зенитчики»). 17 декабря 1943 года по приговору советского военного трибунала Морозов был повешен на той же виселице, на которой он недавно вешал других. Напомню, что тогда в СССР существовала не просто смертная казнь, но и позорная казнь через повешение. К ней было приговорено немало предателей, в том числе и бывший советский генерал Андрей Власов со своими подельниками, и белые генералы Петр Краснов, Андрей Шкуро, Григорий Семёнов.
Второй – директор дома-интерната в Киеве, педагог-дефектолог Александр Лютинский. Eго интернату и ему самому не удалось эвакуироваться с отступающими частями РККА. Немцы назначили Лютинского главой одной из районных управ Киева, так как он хорошо знал немецкий язык и в общем-то вполне усердно служил фашистам, систематически составляя списки жителей района, опасных для рейха и подлежащих отправке в лагеря – не успевших уйти со своими частями красноармейцев, бывших партработников, евреев и других неблагонадежных. О послевоенной судьбе этого человека (в некоторых смежных материалах он проходит под иной фамилией) авторы фильма не сообщают, рассказывая лишь о почти невероятной истории – два года Лютинский укрывал в своем доме подругу, еврейку по национальности!
Ох, как же необходимы нам эти жестокие фильмы о потрясающих людских трагедиях, о мерзости и низости фашистских прислужников, о глубине людского падения и о неотвратимости наказания! Необходимы потому, что одни забыли об этом, другие не верят, что такое могло быть, третьи просто ничего не хотят знать, а кое-кто полагает, что ничего особенного не было – война есть война. И в этом одна из причин нынешнего возрождения фашизма.
Причиной моего интереса к этой проблеме служит не только естественная тревога за происходящее сегодня на Украине. Кое-что мне довелось видеть в послевоенные годы. Помню, например, как курсант моего взвода в Сумском дважды Краснознаменном артиллерийском училище имени М.В. Фрунзе выступал в 1951 году свидетелем обвинения по делу об убийстве его отца, обыкновенного украинского колхозника, не красноармейца и не партизана-подпольщика. Просто из их деревни многие ушли к С.А. Ковпаку, и в назидание бандеровцы расстреляли нескольких оставшихся стариков и инвалидов. Было это на глазах у девятилетнего мальчика. Одного из убийц через десять лет он опознал в Сумах.
В здание суда пропускали не всех, обвиняемого охраняли не столько из опасения побега, сколько от ярости присутствующих, готовых разорвать изменника на мелкие части. Ныне и на Украине, и в России смертная казнь отменена, но тогда приговор был понятен – расстрел, и присутствующие приняли его как вполне закономерный. А мне пришлось просить командование предоставить краткосрочный отпуск свидетелю – парень долго не мог прийти в себя после всего заново пережитого. Не могу и я забыть этого суда – нынешняя жизнь не дает…
Вот, собственно, и всё. Но у меня при демонстрации «Последнего эшафота» вновь возникла тревожная мысль, далекая от войны, воинских преступлений, судеб преступников и их наказании. Много раз я начинал работу над статьей, которая могла бы начинаться словами: «Господа телевизионщики! У вас имеется хоть какое-нибудь представление о том, что и как можно демонстрировать, памятуя об элементарной морали, нравственности, воздействии искусства на людей, ответственности за вашу работу?»
Фильм, шедший менее сорока минут, дважды перебивался рекламой моющих средств, автомобилей «Шевроле», «Пежо» и «Тойота», нового вида йогурта и еще чего-то, мне совершенно не нужного. Вообще-то все мы уже давно к этому привыкли. Привыкли к тому, что и «Воскресный вечер с Владимиром Соловьёвым», и «Право голоса», и «Постскриптум», и «Право знать!», и даже многие программы новостей прерываются на рекламу. Привыкли к тому, что и мелодрамы, и детективы, и даже шедевры мирового кино, короче говоря, всё, кроме футбола и передач по каналу «Культура», в любом месте, если наступила нужная минута, перебиваются рекламой, никакого отношения к теме телепередачи не имеющей. А в ответ на мое возмущение происходящим знакомые телевизионщики как-то сказали: «Ты, брат, отстал от жизни и в рынок не вошел. Мы рекламой кормимся, за ее счет существуем, другого просто не дано».
Честно говоря, не очень верю, что телевидение, особенно государственное, действительно функционирует за счет рекламодателей, а телевизионная реклама действительно есть «двигатель торговли». Дело совсем в другом. Ведь ныне ТВ есть главный инструмент воздействия на умы большинства граждан, власть это понимает, и этого рычага не уступит никому. Но существо дела в другом! Любой человек, знакомый с азами педагогики и психологии, да и просто обладающий здравым смыслом, знает о том, как воздействует искусство на человека. Не стану углубляться в теорию, но напомню, что у человека, нормально воспринимающего книгу, музыку, спектакль, телепередачу, в большей или меньшей степени возникают волнение, чувства сопричастности, сопереживания. Эти чувства надо суметь разбудить, их надо удержать, от них должны остаться воспоминания, они должны служить душе человека. Это тончайший механизм, и обращаться с ним надо достойным образом.
Но если в момент, когда герой бросается в атаку, нам вдруг говорят о средствах против сухого кашля, влюбленным в минуту страстного объяснения сообщают о достоинствах стиральной машины новой марки, действия храброго сыщика перебиваются информацией о подгузниках, то для воспитания души места уже не остается. А если во время рассказа о сложнейших фактах мировой истории или современной политики нам одновременно говорят о мелочах быта, то в сознании эти факты и мелочи невольно уравниваются. Проще: реклама сама по себе, независимо от реальной ценности рекламируемого, активно оболванивает потребителя.
А если передача посвящена святым событиям нашей жизни и истории, то рекламные вставки в нее есть дело кощунственное. Во всяком случае, Великая Отечественная война, гордая и горькая страница нашей истории, должна быть защищена от этой мерзости. Помните: «Пусть ярость благородная вскипает, как волна, идет война народная, священная война!» А вы мне: «Россия – щедрая душа», покупайте шоколадные конфеты». И не надо говорить нам о рынке и необходимости зарабатывать. Уверен, что те, кто это говорит, прекрасно понимают, что вред, наносимый людям, особенно людям с неокрепшей психикой и не очень устойчивым сознанием, сравним с вредом, наносимым наркотиками. Но ведь наркоторговцы понимают, что совершают преступление. А телевизионщики? Или они выполняют чей-то заказ? Чей?
Но, наверное, все мои эмоции и всё выше описанное – пустые хлопоты.
16 декабря по каналу «Россия-1», основному телеканалу Всероссийской государственной (!) телерадиокомпании, прошел фильм «Нюрнберг. 70 лет спустя». Это фильм иного масштаба, в нем речь идет не о наказании двух подонков, а о том, как Международный трибунал приговорил одиннадцать главных военных преступников к смертной казни через повешение (повесили десятерых – Геринг успел отравиться). Смутило, правда, не только не самое удобное время показа (у нас было 1.45, в Москве – 0.45, фактически уже не 16-е, а 17 декабря). Ну кто будет смотреть документальный фильм в начале ночи, накануне рабочего дня? Не понимаю и указания (16+), едва ли продиктованного заботой о спокойном сне подростков. По моему разумению, именно им-то и надо знать, что такое фашизм, как закончилась жизнь главных его вождей, чего это стоило нашему народу. Но тут, быть может, имеются какие-то аргументы, недоступные моему пониманию.
Но уж совсем невозможно понять, зачем и почему фильм два раза перебивался информацией о кукурузе «Бондюэль», зубной пасте, корме для кошек, косметике, которой вы достойны, и прочих прелестях, о коих надо говорить именно в середине ночи. У меня вызывают сомнение и прерывавшие «Нюрнберг» рекламные кадры из новых порций популярного сериала «Тайны следствия», и даже, простите, Владимир Владимирович, информация о предстоящей трансляции вашей пресс-конференции.
Неужели на ТВ не понимают, что существуют, как писал еще наш Александр Сергеевич, вещи несовместные? Правда, Пушкин, вложив в уста Сальери эту мысль, имел в виду гений и злодейство, а тут всего лишь международный трибунал и акция власти. А может быть, руководители ТВ классику не читали?
Лев ПИЧУРИН