Декабрьские пресс-конференции или Прямые линии Путина традиционно посвящены итогам уходящего года. На этот раз президент постарался быть кратким, сказав, что попробует охарактеризовать состояние экономики, национальной валюты и социальной сферы несколькими предложениями, после чего пресс-конференцию в принципе можно заканчивать. Ну, если не в несколько предложений, то в восемь абзацев он уложился, рассказав о нефтегазовых ценах, валютных курсах и накопленных резервах. Также пообещал выполнить социальные обязательства по пенсиям и зарплатам бюджетников и заверил, что кризис продлится года два при самом неблагоприятном стечении обстоятельств.
Однако экономика – это не только и даже не столько цены, курсы, резервы, зарплаты и пенсии, сколько складывающиеся общественные отношения. Поэтому точнее и лаконичнее всего итоги года – как экономические, так и социально-политические – подвел не Путин, а краснодарский губернатор Александр Ткачёв, сказавший, что мы пожинаем плоды наших завоеваний, политических побед нашей страны. Нынешние экономические трудности – это расплата, цена вопроса, которую и экономика, и граждане страны рано или поздно должны были разделить с президентом, с правительством, со страной. Но, с возмущением констатировал Ткачёв, если возвращение Крыма сплотило рукоплескавшее общество, то теперь, когда против России развернута настоящая экономическая война, «мы, вместо того чтобы еще больше объединиться, побежали в обменники, скупать валюту той страны, которая пытается нас уничтожить».
Поистине, краткость – сестра таланта. Квинтэссенция массы событий, происшедших в этом году, видна как на ладони. Социально-экономические и политические отношения в обществе сложились следующим образом: наметился серьезный разрыв между почти единодушным доверием-одобрением власти и готовностью нести ответственность, особенно материальную, за последствия того, что власть делает. Это подтверждается и результатами социологических опросов. Так, по данным Левада-центра, только 5–6% населения заявили, что они готовы нести потери в форме социальных расходов, зарплат, пенсий, связанные с присоединением Крыма. Большинство же считает, что потери должен нести только узкий круг руководителей, которые принимали такое решение. Пока же потери несет как раз население – по сообщению Росстата, реальные располагаемые денежные доходы населения в ноябре упали на 4,7 процента к ноябрю 2013 года. Поэтому поддержать словами – с большим удовольствием, а рублем – нет. 5–6 процентов, готовых на материальные жертвы ради осуществления предначертаний власти, это и есть ее реальный рейтинг – рейтинг поддержки не на словах, а на деле.
В более широком аспекте, отвечая в ноябре на вопрос «В какой мере вы чувствуете ответственность за то, что происходит в стране?», только 11 процентов опрошенных сказали, что чувствуют ее в полной или в значительной мере. В марте этого года таких было 15 процентов. Доля же тех, кто совершенно не чувствует ответственности за происходящее, возросла с 41 процента в марте до 57 процентов в ноябре.
Можно по-либеральному списать это уклонение от ответственности на «характер российской ментальности», как это делает директор Левада-центра Гудков. Однако углубляться в такие дебри излишне. Достаточно спросить: за что конкретно должны расплачиваться граждане – только ли за присоединение Крыма, вызвавшее западные санкции, или еще за что-то другое? Небольшое размышление подскажет, что внешние санкции сработали столь жестко именно потому, что российская экономика полностью зависима от западных кредитов и нефтяных цен. Но сама эта зависимость имеет сугубо внутреннее происхождение и является следствием всей постсоветской ультралиберальной экономической политики. И результаты социологических опросов говорят о том, что рядовые граждане это хорошо понимают, вопреки телепропаганде, и расплачиваться за последствия либерального курса не хотят.
Это понимают и выше. Если Ткачёв представляет дело таким образом, что все нынешние проблемы – от западных санкций за Крым, то советник президента Глазьев назвал внешние санкции всего лишь небольшим инициирующим импульсом. Это все равно что у вас к газовой трубе поднесли фитиль, и если у вас газовая труба не защищена от попыток поджога извне, то вы получаете пожар. Да что там Глазьев, находящийся в контрах с либеральным экономическим блоком правительства и руководством Центробанка. Сам либеральнейший министр экономического развития Улюкаев заявляет, что «мы попали в идеальный шторм – и, наверное, это неслучайно. Потому что в каком-то смысле этот шторм мы сами и готовили». По его словам, то, что произошло сочетание трех кризисов – структурного, циклического и геополитического, – это случайность, но то, что база была подготовлена, – это закономерность». Наконец, и сам Путин внял своим советникам и министрам и признал на пресс-конференции, что «из общего объема проблем, если условно взять, процентов 25, наверное, – это влияние санкций».
Итак, власть собственными руками подготовила кризис и публично признала это. Три четверти проблем – внутреннего происхождения. НО: «Вместе с тем политику и Правительства, и Центрального банка считаю правильной. И она дает нам все основания полагать, что, сохраняя макроэкономическую устойчивость и здоровое состояние самой экономики, опираясь на резервы, которые у нас есть, мы можем решить и социальные задачи». Ну, и так далее. В чем же конкретно заключается макроэкономическая устойчивость и здоровое состояние сегодняшней экономики, Путин не уточнил. Зато сказал, что власти будут активно работать над исправлением недоработок прошлых лет. Хорошо. Но в чем видит правительство эти ошибки? Улюкаев: «Ошибка в том, что не снизили макроэкономические издержки, а это издержки и пенсионной системы, и социальной сферы». Словом, раньше надо было избавляться от социальных обязательств и переводить пенсионеров и прочих болящих и немощных на подножный корм.
Но президент-то хочет решать социальные задачи. Как же тогда он собирается с такими министрами работать? Чувствуя этот «когнитивный диссонанс», он обращается от рассудка к эмоциям: «Люди душой и сердцем чувствуют, что мы (и я, в частности) действуем в интересах подавляющего большинства граждан Российской Федерации». В общем, «Голосуй сердцем!». То, что Путин сознательно или бессознательно повторил этот древний лозунг ельцинской избирательной кампании, говорит о многом. Видимо, текущая обстановка в стране живо напоминает ему 1996 год.
К голосующим сердцем и одновременно к вышеупомянутым 5–6 процентам принадлежит, например, сопредседатель бурятского отделения Общероссийского народного фронта Сажида Баталова. Ссылаясь на опыт времен Великой Отечественной войны, она предложила создать резервный фонд поддержки населения, в который каждый житель будет ежемесячно вносить по 100 рублей на помощь людям, оказавшимся в кризисной ситуации. И что же, как к этому отнеслось начальство? В центральном исполкоме ОНФ сказали, что это ее частное мнение. А бурятские коллеги посоветовали Баталовой «избегать комсомольских подходов».
Каков же тогда подход «некомсомольский»? Очевидно, такой: сиди и не рыпайся, жди указаний сверху. Сверху виднее, что и как. И правда, любая, даже суперлояльная, низовая инициатива являет собой потенциальную угрозу для правящего режима. Поэтому разрыв между пассивной поддержкой власти на словах и активной поддержкой на деле – этот разрыв даже сознательно культивируется. Результат налицо – число не чувствующих своей ответственности за происходящее в стране возросло в полтора раза всего за полгода. В спокойные времена это вполне комфортно. А как получится в кризисные времена, когда власти может понадобиться не ритуальная (Поклонная гора, Уралвагонзавод), а реальная поддержка? В августе 1991-го все уже видели, как народ «поддержал» своего «рулевого».
Ну, а как обстоит дело с ответственностью власти? Путин подчеркнул на пресс-конференции, что ответственность за всё, что происходит в стране, всегда лежит на главе государства, и от этой ответственности он никогда не уклонялся и уклоняться не собирается. Но в чем эта ответственность заключается, перед кем она, каков ее механизм? Нет такого механизма. Процедура импичмента не в счет, ибо она может быть запущена в экстраординарном, а не в повседневном рабочем порядке.
Зато есть пресс-конференции и телемосты, на которых Путин охотно и многословно отвечает журналистам и специально подобранным группам граждан. Но он ни разу не отвечал публично на вопросы депутатов Федерального собрания. Только раз в год «посылал». И никаких публичных парламентских обсуждений президентских Посланий никогда не было. Может быть, ответственность выявляется в ходе выборов раз в шесть лет? И опять же никаких предвыборных дебатов Путин никогда не вел, на вопросы конкурентов не отвечал. К тому же имеется наш славный Центризбирком. Так что выходит, что массовое уклонение от ответственности в народе есть лишь зеркальное отражение безответственности власти.
Для какой стороны это опаснее? По-моему, для власти.
Александр ФРОЛОВ