1Если кому-то вздумается что-то сказать (написать) – исключительно по факту – о сталинских временах – ну, например, про арктические исследования, научные прорывы, мужество и героизм, Чкалова, Станиславского и хор Александрова, Сталинские премии Анатолию Рыбакову и Трифонову, всеобщее образование, полярников и стахановцев – нам тут же скажут:
– А в это время крестьяне умирали с голоду, Берия воровал для утех москвичек с улицы, а на Лубянке били Рокоссовского.
Чаще всего правда. В это время, чуть раньше или чуть позже, именно так и было.
Но вот прогрессивный человек рассказывает, какое удивительное время было в 90-е, какая свобода на телевидении, какие арт-проекты, какое ощущение свободы и раскрепощенности, а в магазинах – сыр, колбасы, устрицы, а в других магазинах, наконец-то, Набоков и Бродский... и ты вдруг ему говоришь:
– А в это время была гражданская война в Таджикистане, да и еще в десяти местах, где погибли сотни тысяч человек – сотни, слышите, тысяч! – и откуда-то появилось до четырех миллионов нищих, без жилья, и они все, прямо говоря, передохли, а еще миллиона два беспризорников, и они почти все скололись и были похоронены кто где и кое-как, а к концу 90-х выяснилось, что у нас страна один из мировых лидеров по работорговле и торговле органами, а еще расцвели такие болезни, каких даже в Гражданскую войну не было, а еще русские девки стали ходовым товаром во всех мировых борделях, а еще у нас украли на триллионы народного имущества и военных секретов...
Но если ты всё это будешь перечислять, то на тебя посмотрят, как на мудака, потому что ты не по делу тут влез, и вообще мешаешь одно с другим.
Между тем мешать одно с другим могут только они, прогрессивные люди. А ты можешь только внимать.
Внимай! 30-е или 50-е – это смерть, смерть и смерть, а 90-е – это жизнь, жизнь и жизнь.
Почему? Потому что в 90-е они жили, и никаких особенных там гражданских войн, смертей, бомжей и работорговли не заметили – напротив, всё было весело, и клубов много открылось тогда прикольных, и Влад Листьев был в телевизоре, и произошла первая поездка на курорт.
А в 30-е они не жили, но им Радзинский всё рассказал – какое там было поголовное советское рабство и вообще кошмар исключительный, который заменил жизнь целиком. И если кто-то из живших в те времена кошмара и рабства не заметил – значит, они были слепцы.
Такой подход называется у нас критическим, прогрессивным и цивилизованным.
А ты, мракобес, стой в стороне и знай свое место.
* * *
Со странным чувством иногда читаю дневники давних лет, например советских.
Вот поэтесса Маргарита Алигер, дневник за 1939 год, март.
«Потом мы пошли с Женькой (Долматовским. – З.П.) и с Кирсановым, который в последнее время очень мил, в кафе «Националь», сидели, пили кофе, читали стихи, но тут пришел композитор Никита Богословский... почему-то заговорили о крабах. Я вспомнила, что видела живых крабов на витрине одного магазина... Поехали за крабами.
В клубе был вечер Рины Зелёной... После концерта вернулись в клуб и ели крабов... познакомились и сидели вместе со знаменитым полярником Остальцевым».
Рина Зелёная – та самая, что играла в бильярд с Маяковским и сыграла миссис Хадсон в великой экранизации «Шерлока Холмса» Масленникова, с Ливановым и Соломиным.
Кирсанов Семён – «циркач стиха», один из пяти самых известных поэтов той поры.
Долматовский, будущий автор стихов для ставших народными песен «Любимый город может спать спокойно...» и «Я уходил тогда в поход...».
Богословский, будущий автор народных песен «Три года ты мне снилась» и «Спят курганы темные».
1939 год, кафе «Националь», кофе, живые крабы...
Мы многое знаем о тех временах – и многое правда: коммуналки, голод, репрессии.
Но жизнь такова, что одновременно вмещает многое. Про крабов в витринах московских магазинах вы наверняка не знали.
Маргарита Алигер пишет за несколько дней до этого: «Надо писать такие вещи, чтобы им, тем, кто будет жить много лет спустя, стало понятно, какое суровое и справедливое было время, какая трудная и прекрасная была жизнь, как возникали в сердцах людей новые чудесные чувства».
Человек образованный и прогрессивный, много читавший, много думавший, здесь воскликнет: какие они были слепцы!
А мы люди регрессивные, темные, читали только дневники Маргариты Алигер, поэтому смолчим.
Захар ПРИЛЕПИН
